Но Раду опередил ее и подхватил оступившегося графа, когда тот неразумно сделал в сторону княжны три неровных шага и угодил одной ногой на первую ступеньку лестницы.
— Да уйди ты, Христа Ради, отсюда! — завопил домовой. — Слепая тетеря! Голодные они, разуметь надобно!
Граф резко отбросил плащ за плечо: был он не просто бледен, а мертвецки бледен. Под глазами залегли глубокие фиолетовые круги, а губы за минувший день точно вымазали сажей. Раду раскинул руки, но дотянулся лишь до перил. Впрочем, даже отыщи он другой рукой стену, напор учуявшего живую плоть вампира ему было бы не сдержать.
Княжна Светлана не могла отвести взгляда от горящих, точно два тлеющих уголька, глаз вампира. Ее нательную рубаху подпоясывал плетёный оберег. Бабайка ухватился за него и точно на аркане поволок упирающуюся княжну по лестнице на второй этаж, повторяя свое любимое проклятье:
— Да чтоб пусто вам было! Пусто! Пусто!
Граф схватил оборотня за хрупкие плечи, чтобы убрать с дороги, но Раду изловчился и плечом откинул вампира в сторону. Тот завалился на лестницу головой вниз, собрав гармошкой ковровую дорожку. В таком виде его и застал княжеский секретарь. Он склонил голову на бок, с минуту внимательно рассматривал гостя, а потом, все так же молча, спустился на пару ступенек и, протянув руку, помог подняться.
— Благодарю! — пробормотал смущенно трансильванец, отряхивая плащ. — Мы не будем больше злоупотреблять вашим гостеприимством и сейчас же удалимся.
Федор Алексеевич с трудом сдержал улыбку.
— Вам, милостивый государь, для начала не мешает опохмелиться на пару с нашим светлейшим князем. Я провожу вас к нему. Можете опереться о мою руку, — и секретарь действительно подставил шатающемуся трансильванцу локоть.
Но тот глянул на него с высокомерным пренебрежением и отказался от помощи, буркнув с опозданием на немецком языке благодарность.
— Как знаете, как знаете… Я же от чистого сердца. Можно сказать, с чувством глубокой вины за случившееся. Нельзя мне было вчера отлучаться от князя и пускать на самотёк оленью кровушку. Не следовало. Следовало после второй забрать у князя графинчик. Извиняйте нерадивого слугу.
— Прошу вас, Теодор, — отчеканил хрипло граф. — Я теперь знаю, кто вы будете. Вернее, кем были при жизни…
— Оттого руки не подаёте? — рассмеялся тихо княжеский секретарь. — Так вы же в перчатках, не запачкаетесь… Да и кровь на моих руках, — он потряс пальцами, — давно высохла.
Граф вскинул голову и стал на целую голову выше Федора Алексеевича.