— Не к лицу в вашем возрасте и положении паясничать. Некоторые живые привычки разумно оставлять за чертой смерти.
— Да я ж в шуты и не лезу, — со вчерашней наглой ухмылочкой ответил секретарь князя Мирослава. — Я ж только сетуют, что совсем сноровку кравчего с этими писульками растерял… А ведь мог графинчик для вашего здоровья вечор к рукам прибрать… Тогда б не пересчитывали вы ступеньки больной головушкой.
— Ну и как бы вы это сделали, милейший Федор Алексеевич, позвольте поинтересоваться? — усмехнулся домовой, не пойми откуда взявшийся на лестнице и сейчас вылезший из-под тяжёлого плаща гостя. — Вот, что сделал бы после княже, мне ведомо, а первое невдомек…
— Совсем меня не любишь, да? — усмехнулся княжеской секретарь гаденько, грозя домовому пальцем.
— Да что ты, что ты, упырь проклятый, да я ж тебя больше жизни люблю! За отца родного, чай, почитаю… — все так же, присвистывая между словами, шипел из-за черного плаща Бабайка.
Граф стоял, опершись одной рукой о стену, другой держась за перила, и боялся лишний раз пошевелиться. Перед глазами уже не плыло, но он сомневался, что это просветление надолго. И верно — он вдруг отчётливо, просто оглушительный, услышал визг княжны, а потом топот пары ног, и девичья лёгкая походка, точно молотом, ударила его по голове.
Насторожился не только граф. У Раду зашевелились уши, а княжеский секретарь резко шагнул к лестнице второго этажа. Из распахнувшейся двери вприпрыжку слетел высокий грузный человек в длинном белом переднике и с бородой-лопатой. Одной рукой он старался удержать на голове картуз с блестящим козырьком, а другой нес огромную птичью клетку. Его настигала княжна. Тянулась к нему руками, чтобы ухватить за жилет и, когда Федор Алексеевич преградил им дорогу, ей удалось рвануть на себя жилет, и медные пуговицы с него полетели во все стороны и заскакали мимо графа вниз по лестнице.
— Помилуйте, барышня! Все, все же сделал, как было велено-с! Да хоть вон его спросите! — тряс дворник птичьей клеткой в сторону домового, который бочком-бочком начал спускаться вниз.
— Отнес по адресу. А как стемнело, господа-с назад принесли. Говорят, птичка кушать просит… Федор Алексеевич, родненький, ну хоть вы-то мне верите…
— Верю, — сказал княжеский секретарь и выхватил из рук дворника клетку. — Кто-то разыграть нас решил. Это ж простой голубь в клетке… Зажарь-ка его, милый, — сказал и протянул клетку обратно дворнику. — И вон, гостю нашему скорми, а то они-с голодные… — улыбнулся Федор Алексеевич прижавшемуся к двери, ведущей в нижние покои, Раду.