— У нее иная причина, — серьезным тоном ответил наконец Игорь Федорович. — Она убила возможных отцов и теперь придет на дитя в первый и последний раз взглянуть, а потом уплывет вместе с корюшкой к Финским берегам.
— На какое такое дитя? — не желал верить услышанному Федор Алексеевич.
— А то сам не знаешь, батюшка?
Упырь тут же накинул на корзинку шаль, чтобы скрыть от себя злорадную усмешку младенца. Только матери ему не хватало… Но вот явилась к нему Олечка Марципанова и понял он, что именно ее ему и не хватало.
Стояла она на пороге, а вода стекала на вытоптанный персидский ковер с двух ее тонких косичек и длинного ученического платья. Когда секретарь пригласил ее сесть, Олечка Марципанова молча опустилась на указанный им стул. Тогда Федор Алексеевич поставил на стол корзинку. Младенец не спал, но молчал. Олечка вместо того, чтобы протянуть к корзинке руки, в стол вцепилась.
— Не могу, не могу… Не знала я… — заплакала она.
— Теперь знаешь, — бросил Федор Алексеевич. — Знаешь, что любое некрещеное дитя, убиенное матерью, в царствие божие не попадает, а обречено вечность слоняться по земле без рук, без ног и пакостить людям…
— Без рук, без ног… — пролепетала несчастная русалка. — Я думала, сказки все это про Игошечек. Как же так, без рук, без ног?
— А это ты не у меня спрашивай, а вон, у него!
Упырь ткнул указательным пальцем в потолок, но русалка Олечка не подняла глаз. Близорука. Все равно не увидит, что там на небесах происходит. Слишком высоко.
— Впрочем, с твоим сыном все предельно ясно. Ему твой доктор их отрезал… Эй, не вздумай только в обморок падать!
Упырь подлетел к столику, схватил с него графин и вылил всю воду на голову русалки.
— Уф…
— Ему было больно? — простонала та, не открывая глаз.
— Он был под опиумом.
— А мне все равно было больно… — наконец открыла она глаза. — Не делайте мне еще больнее. Не заставляйте смотреть на него…
Федор Алексеевич вернулся в кресло и убрал корзинку под стол.
— А кто ж тебя заставит-то? Сама ведь пришла… Не с повинной же, а сына увидеть…
— Я не сама пришла… Меня сюда ноги привели, — ответила Олечка просто.
— Пусть будут ноги… Ноги?
Федор Алексеевич перегнулся через стол и попросил нерадивую мать задрать подол.
— Да как вы… И вы… — вцепилась Олечка в платье.
Упырь снова вскочил и сплюнул в сторону:
— Тьфу ты… Ну хоть один рыбий хвост я когда-нибудь увижу? Как вы вообще плаваете?