Голубя ж теперь отпустить самое время — пулей он к князю прилетит, быстрее даже басмановской стрелы. А сокола Светлана финке отдавала. Та схватит его костлявыми руками и бежать, а юная княжна нарочно долго сарафанчик отряхивает, чтобы не видеть, как бабка голову птице рубит, ощипывает и в котел кидает.
— Не смей ничего у финки есть! Не смей! — напутствовали бедную девочку оба: что Мирослав, что Федор.
Она никогда и не ела, что бабка для себя готовила. О ней Кикиморка заботилась да дедушка Леший. Придет бывало, снимет с головы шапку, а шапка та грибов полна. Руку за рубаху сунет, а там и каравай есть или леденец сахарный. Это уже русалки передавали маленькой княжне, если кто из людей за выведенную из лесу корову гостинец какой для них оставит. Только козье молоко пила в финской землянке Светлана — от козы, что вскормила ее, когда князь Мирослав принес финке младеницу-заморышку.
— Было б куда нести, ни в жизнь бы не принес тебе, финка, — говорил он всякий раз, как пыталась та Светлане волчье сердце на блюдечке преподнести.
Объяснял он дочери, как мог:
— Нельзя есть мясо хищников, ибо злость их в тебе поселится. Запомни, Светланушка, и ничего у бабки не бери. Слышишь меня?
— Слышу, папенька.
А сейчас слышала, как ветер в ушах свистит — хохочет ветряная ведьма. Несдобровать им, но назад дорога заказана. Могли бы не идти к финке на поклон, не пошли б. Но никто другой сейчас Сашеньке не поможет. Только ветряная ведьма!
И все же любила Светлана Туули, где-то там, глубоко в душе, но виду не подавала, не выносила бабка телячьих нежностей. «Я не люблю тебя», — говорила девочке ведьма и такого же ответа от нее ждала. И говорила юная княжна:
— Не люблю тебя, — и добавляла нежно: — Бабушка…
У, у, у… Выл громко ветер или волк подвывал ему в унисон. Боялся Бурый Туули как огня… Нет, огня боялся он куда меньше. Пока в человечьем обличье ходил, лишь косилась на него старуха, а сейчас хватит его дубинкой и сожрет, не побрезгует, что старый.
— Дальше не ходи, — обернулась к волку Светлана, и Бурый, точно дворовая собака, радостно завилял хвостом.
Вход в землянку закрывали мохнатые лапы елей — с виду и не скажешь, что холмик обитаем. Ни трубы, ни дымка. Принялся Раду по приказу княжны откидывать в сторону ветки, а те назад летят, да все норовят оборотня по лицу хлестнуть. Стоит Светлана с клеткой — с грузом ее теперь не сдует — и плюется, точно семечки лузгает. Только не помогает то, не смиряется ветер.