Вино плотное, терпкое, с великолепным букетом, но пить мне не хотелось, как и есть, но я не могла обидеть повара, хотя тот и заслужил мою обиду. Возможно, без дурацкой шутки карлика барона бы так не проняло.
На тарелке меня ждала слегка обжаренная печеная картошка и великолепный кусок форели в винном соусе, но сегодня оценить искусство повара было мне не под силу. Тем более после того, как я увидела на тарелке барона свои оладьи. Но комментировать что-то еще я себе строго запретила. Барон тоже молчал и нарезал оладьи на такие микроскопические кусочки, которыми не мог подавиться даже младенец. Может, так их жуткий вкус меньше чувствуется?
Но от ощущения напряжения над столом никто не избавился. Я вздрагивала всякий раз, как барон поднимал глаза от тарелки и устремлял взгляд в мою сторону. Я тоже искромсала всю рыбу из страха, что барон увидит меня с набитым ртом. Разговор не то что не клеился, он просто отсутствовал.
— Вы понимаете, пани Вера, что вы здесь под арестом?
Пан Драксний заговорил так неожиданно, что я чуть не подавилась последним кусочком картошки. И даже не поняла, почему кивнула. Потому что соглашалась со словами старика или для того, чтобы не икнуть.
— Кого вы предпочитаете себе в тюремщики? — продолжал он тихо. — Меня или Карличека? Милан, как я понимаю, не желает брать на себя эту роль…
Взгляд пана Драксния был вовсе не добрым, и я порадовалась, что он быстро перевел его на барона.
— Я голосую против всех, — проговорила я четко, хотя секунду колебалась, желая сказать, что предпочла бы все-таки господина барона. — Я сама могу о себе прекрасно позаботиться. Спешить мне некуда. Во всяком случае до Рождества, которое мы с моим женихом планировали отпраздновать вместе. Если Ян не объявится к этому моменту, я буду считать нашу с ним помолвку расторгнутой и уеду, а все ваши страшные тайны, — я смотрела на барона в упор, — оставьте, пожалуйста, при себе. Меня они не интересуют. Это не мой профиль. А вот на свой портрет я хотела бы взглянуть. Если вы не возражаете, барон?
Я выжидающе протянула руку, и барон судорожно полез в карман пиджака, развернул сложенный аккуратно, но еще мною безбожно измятый, лист бумаги и… Замер, уставившись на рисунок. Он увидел свои каракули или мои?
— Что это вы нарисовали? — спросил Милан так медленно, точно ему перестало хватать воздуха.
Барон поднял на меня глаза, полные отвращения и ужаса. Даже в полутьме я видела эту жуткую смесь чувств, застывшую в его зрачках.
— Очередную куклу?
Он брезгливо отбросил листок, и если бы старик не оказался удивительно проворным, то рисунок сгорел бы на свече. Пан Драксний протянул мне смятую бумагу, не глядя. Ко мне на ладонь лист лег моим портретом вверх — выполненный в стиле кубизма или минимализма. Неужели я могла подумать, что в темноте можно накарябать что-то другое? И вообще, откуда барону уметь рисовать! Это была с его стороны просто глупая детская месть!