Я поднесла лист к свече и пылающим положила к себе в тарелку. На фоне огня я должна была казаться ведьмой. И я ей сейчас была.
— Анри Матисс считал, что нельзя создать стоящее произведение искусства, если оглядываться на мнение окружающих и гадать, что они подумают. Скорее всего я бы создала такую куклу, если бы вы вернулись к идеи музея, но сейчас пусть эта особа останется лишь моим кошмаром.
— Она что, приснилась вам? — спросил барон с какой-то противной усмешкой.
— Представьте себе. Идеи вообще имеют привычку приходить во сне. Но с этой минуты я запрещаю себе думать о всяких страхах, ужасах и прочей чепухе, которой еще неделю назад я думала отдать полгода своей жизни.
— Всю жизнь! — перебил меня барон. — Вы думали отдать ей всю жизнь!
Он вскочил и ринулся прочь. Нет, я ошиблась — ко мне. Милан схватил мой бокал и вылил оставшееся вино в тарелку с бушующим пламенем.
— Очень умно, Вера! Очень умно!
Он остался рядом. Стоять. А я сидеть, не сводя глаз с растекшегося по прекрасной скатерти винного пятна. Сможет ли карлик отстирать его без подручных средств в виде "Индезита" и "Тайда". А кто виноват? В этот раз мы разделяли с бароном вину поровну.
— Ай!
Я не смогла сдержать крик, когда Милан схватил меня за волосы, чтобы оттянуть голову назад! Наши глаза встретились — на таком расстоянии я видела серо- синюю заводь небес, и моя шея, как пружина, отскочила вперед, когда барон развязал узел из моих волос — и я едва не угодила носом в винное озеро. Что он делает? Что? Наказывает меня? И почему пан Драксний продолжает спокойно потрошить салфетку…
— Я подарю вам гребень, милая Вера, чтобы вы никогда не забывали расчесывать волосы. Карличек!
Барон хлопнул в ладоши. Повисла тишина. И вдруг, в считанные секунды, или же подле взбесившегося барона для меня остановилось время, перед моим носом возникла маленькая рука с черепаховым гребнем.
— У меня есть расческа, — отказалась я от подарка и хотела подняться, но барон придавил рукой мне плечо.
Перед глазами мелькнул белый манжет. Он взял из рук карлика гребень. Я стиснула зубы, когда барон с ожесточением принялся драть мне волосы. На расчесывание это походило меньше всего. Милан вымещал на мне злость. И мне оставалось молиться и радоваться, что это наш последний вечер вдвоем. За несколько таких вечеров можно остаться лысой!
Я раз двадцать успела пожалеть, что не подстриглась перед Чехией, пока барон наконец не закрутил мне волосы в ракушку и не заколол гребенкой на затылке. Испугавшись, что волосы не выдержат и вновь попадут в руки барона, я перехватила их наверху. Барон отшатнулся, точно испугался блеска чужого кольца, и пожелал мне доброй ночи.