Да, так она и думает, потому и косится на него с опаской. Еще и разговор про брата, который он завел за дорожным ужином, комом стоял в горле и у него, и у нее. Радовалась прогулке одна лишь Эйты. Темнело слишком быстро, люди расходились по домам, и только им в пустеющем парке становилось все теснее и теснее, даже в двух шагах друг от друга. Ночь лишала невозможности дышать, не даря ничего взамен.
— Пролезай назад, — толкнул Иннокентий собаку под хвост, когда та запрыгнула в открытую им для Насти пассажирскую дверь. — Ну пошевеливайся ты! — И тут же добавил, обернувшись: — Это я не тебе.
Настя ничего не ответила. Села, пристегнулась, а потом подняла глаза к потолку.
— Уже достаточно темно, да?
Иннокентий улыбнулся и нажал на кнопку — закрывашка люка медленно отъехала в сторону.
— Открывать не буду, а то еще замерзнем. Опустить спинку?
Настя кивнула, и Иннокентий перегнулся через нее, чтобы нажать на кнопку на боку кресла. Настя откинулась назад, и он вместе с ней, потому что ее руки сомкнулись у него на шее.
— Насть, что ты делаешь?
Губы были совсем рядом — она отдавала их ему. Даже пихала — бери! Бери что? Он сомкнул губы на ее губах. Ручка коробки передач давила в живот, но ниже было все равно больнее. Он скинул плащ еще до того, как сел в машину, и сейчас пуговица на пиджаке натянулась до предела, и подмышками нитки тоже трещали. Но он не мог отпустить ее губы, а пальцы сами сминали джемпер на ее груди, нащупывая полоску бюстгальтера. И вот Настина рука опустилась по его дрожащей спине к ремню.
— Не дури! — Иннокентий потянул за собой ее нижнюю губу, не в силах так быстро разорвать горько-сладкий поцелуй. — Не в машине же…
Она не поднялась — одна рука его продолжала мять ей грудь, и Иннокентий лишь через секунду заметил это и схватился дрожащими пальцами за руль.
— Но ты же хочешь… — голос у нее тихий, почти шепот.
Он опустил голову на руль, грозясь посигналить лбом и чуть повернул лицо в ее сторону, стараясь не моргать, но не очень-то у него это получалось.
— Вот так не хочу. Машина — это средство передвижения, а не место для… — он осекся, не решившись еще больше опошлить и так загубленный момент почти что невинной близости. — Лежа поедешь или поднять кресло?
— Поцелуй меня еще раз, пожалуйста… — в голосе чуть ли не мольба.
Иннокентий сглотнул, втянул живот, чтобы не касаться коробки передач, но наткнулся не на Настю, а на собаку.
— Да не тебя просили поцеловать!