– Я всегда рядом. Я никогда не погружаюсь в темноту, как Крис, или как Кельвин решают делать чаще всего. Я всегда должен быть в курсе происходящего.
– Погружаться в темноту... что это значит?
– Бессознательный, глубокий сон, – говорю я ей просто.
Ее глаза расширяются, она кажется застигнутой врасплох моей прямотой. Это имеет смысл, в семье, которая так привыкла к полуправде и тайнам.
– Ты как второй пилот, – делает вывод она, и я ухмыляюсь.
– Это была бы идеальная аналогия, – соглашаюсь, от чего Гвен улыбается.
– Миссис Скотт? – мы оба поворачиваемся и видим Лорен, нервно стоящую у двери. – Мистер Скотт только что приехал.
Я поворачиваюсь к Гвен, видя, как бледнеет ее лицо.
– Хотите, чтобы я попросил его уйти? – сохраняю тон нейтральным.
Хочу доказать, что я сделаю так, чтобы это не привело к ссоре или эмоциональному срыву, как предпочитают мои напарники.
– Нет, нет, это тоже его дом. Мы будем делить его, пока я не решу, что собираюсь делать, – тихо говорит Гвен и встает.
Женщина проходит мимо Лорен, которая почти застыла в дверях. Смотрит на меня, ее широкие карие глаза полны смущения – те же глаза, в которые влюбились Кэл и Крис. Глаза, которые могут светиться или затуманиться печалью в зависимости от того, какое действие выбирает человек. Я благодарен за Лорен. Она была связующим звеном, мостом, который был нужен им обоим, кем-то, кого они оба могли любить. Я был настроен скептически, что Крис согласится, поскольку она так отличалась от Дженны. Не то чтобы мне не нравилась Дженна, но она никогда не была той, ради кого Кэл пожертвовал бы своей жизнью. Он ненавидел ее, а еще больше сожалел о том, что дал ей возможность проскользнуть внутрь.
Помню тот день, когда Кэл сдался, смирился с тем, что отпустил Лорен, сделал самое бескорыстное, что он когда-либо делал, или так он думал. Нет ничего необычного в том, что действия Кэла имеют тенденцию иметь неприятную отдачу, потому что он действует всегда совершенно без эмоций, не предвидя долгосрочных последствий. Страстная ошибка, то, что Лорен любит в нем, это то же самое, что причиняет ей столько боли.
– Думаешь, нам стоит спуститься туда? – она нервно на меня смотрит.
– Нет, думаю, они должны сами во всем разобраться. Как бы то ни было, – ее глаза сузились, полные любопытства, как будто она все еще пытается понять меня.
– Думаешь, она простит его? – спрашивает, и я сажусь рядом с ней. Лорен потирает руками бедра.
Я заставляю ее нервничать, и не потому, что ей страшно или неуютно, а все как раз наоборот и ее это смущает.
– Думаю, простит, – честно говорю я ей, и она поднимает бровь. – Ты не согласна?