Иван Дмитриевич аккуратно, чтоб, не дай бог, не устроить пожар, зажег свечи. Супруга принялась раскладывать на столике подарки:
– Няньке отрез на платье, дочке ее тряпичную куклу. Дворника пятеркой поздравишь, его детям купила лото. Кухарке тоже отрез, а ее сынку игрушечный вагончик конной дороги.
– Ух ты! – восхитился Крутилин.
Детство начальника сыскной было тяжелым и голодным, да и подобных игрушек в его времена не делали, деревянных солдатиков за счастье почитал. Поэтому обожал играть с сыном. Особенно в пожарную команду – Никитушка на каланче поднимал флаги, Крутилин трубил в дудку, по этому сигналу из ворот выезжал брандмейстер, за ним бочка с водой, а следом на телеге команда бравых пожарных.
– А лошадка где? – уточнил Иван Дмитриевич.
– На кухне спрятана. Яблочков твой явился, когда Никитушка уже с прогулки пришел. Не стала я гостиную отпирать, чтобы раньше времени не просочился. За печкой лошадка, сходи, принеси.
Однако за печкой Иван Дмитриевич обнаружил лишь поварский нож, бесследно исчезнувший с полгода назад. Весь дом тогда обыскали, а вот, оказывается, где прятался.
– Не может быть, – воскликнула Прасковья Матвеевна, когда Крутилин вернулся с пустыми руками. – Сама за печь прятала.
Иван Дмитриевич сходил с супругой, чтоб та убедилась.
– После Яблочкова кто-нибудь приходил? – спросил он Прасковью Дмитриевну.
– Трубочист.
– Ну-ка опиши его…
– Обычный старичок. Сказал, что наш трубочист пневмонию подхватил, а он вместо него…
– На кухню заходил?
– А как же.
Крутилин в исступлении бил ногами в дверь. Потому едва не упал, когда ее открыли. Отодвинув Феклу, Иван Дмитриевич, с револьвером в руке, прыжком проскочил через сени и ворвался в светлицу. Но там лишь полная луна из окошка тускло освещала пустой стол, да теплилась в красном углу лампадка.
– Где? – накинулся Крутилин на хозяйку, которая вошла за ним.
– Кто? Васечка? Неужто сбежал?
– Минай где? Говори, сволочь. – Начальник сыскной замахнулся на Феклу.
– Сына забрал, теперь за мужем явился? Меня заместо их арестуй, все одно помирать.
– Было бы за что, непременно. Но твои грехи давно не подсудны.
Фекла в юности промышляла проституцией, не брезговала и карманы у подгулявших клиентов почистить. Однако, когда сошлась с Колударовым, промысел свой забросила.
– Миная-то за что? Еле на ногах стоит…
– То-то я смотрю, его дома нет. Говори где, иначе твоему Ваське колени прострелю.
– У зятя с дочкой празднует.
– Адрес?
– Провожу, сам не найдешь.
Старуха оделась, они вместе поехали в Полюстрово.
Свет в избе не горел, однако тарабанить в дверь Фекла не позволила, «внуков разбудишь», постучала замысловатым сигналом, ей сразу открыли. Иван Дмитриевич вошел, получил подсечку и оказался на полу. Руку, в которой сжимал револьвер, придавили сапогом, выстрелить не удалось.