Диспозиция была отвратительной: сверху восседал зять Колударова Пахом, здоровенный детина с запахом чеснока изо рта, Минай расположился на лавке, направив на сыщика его же револьвер, дочка Колударовых Еликонида отпаивала чаем заходившуюся кашлем мать.
– Крутилина извозчик дожидается, – сообщила Фекла, когда приступ ее отпустил. – Надо бы и его в дом, вместе их порешить…
Крутилин, даром, что в шубе, похолодел:
– Минай, ты же не гайменник…
– Всякое случалось, Иван Дмитриевич, – загадочно произнес Колударов.
– Апостолу Петру от меня поклон, – прошипела Крутилину Фекла. – Скажи, что и сама вскорости пожалую.
Иван Дмитриевич материл себя, как извозчик кобылу. Как глупо он попался! А все потому, что графинчик употребил, пьяному, как известно, море по колено. Трезвым бы в разбойничье логово он в одиночку не полез.
Как же ему остаться в живых?
– Минай, погоди, я ведь по делу пришел, – произнес Крутилин, глядя в ствол собственного револьвера.
– Ага, по делу, арестовать хотел, – встряла Фекла.
– Помолчи, – цыкнул на нее муж. – Говори, Иван Дмитриевич.
– Твоя взяла, Минай. Отдашь лошадку – отпущу Ваську.
– Какую лошадку? – взвилась Фекла.
– Пьян он, мамаша, – пояснил Пахом. – Несет как от матроса.
– Себя понюхай, – огрызнулся Крутилин.
– А ну, цыц, – оборвал всех старик Колударов и уточнил у сыщика. – И когда отпустишь?
– В полдень будет здесь.
– А лошадку, значит, сейчас хочешь получить?
– Так Никитушка проснется, а под елкой пусто… Как у тебя руки-то не отсохли? У дитя игрушку украсть!
– По-твоему, Рождество лишь для твоего сынка? А мой пущай в вонючей камере клопов гоняет?
– Твой сын – грабитель.
– А твой кем станет, когда вырастет? Особливо, ежели без батьки придется расти? – Старик взвел курок.
– Ты чего, Минай? – опешил Крутилин.
– Стреляйте, папаша, – поддержала отца Еликонида. – Васька нам ни к чему, одни от него неприятности…
– Ах ты, кошка драная, – схватилась за кочергу Фекла.
– Сядьте, – гаркнул на женщин Минай. – Сядьте и заткнитесь. Ваську надо спасать.
– Так что, по рукам? – спросил Крутилин, переводя дух.
– Не совсем. Меняться по моему будем. Васька против лошадки. Через два часа на Семеновском плацу.
– Не получится. Никак не получится. Следователь должен бумаги подписать. А он спит, точно спит, вместе на Всенощной стояли.
– Так разбуди. Что не сделаешь для счастья ребенка?
– Иван Дмитрич, – верещал Васька, – пожалейте, причиндалы отморожу.
Крутилин заставил его спустить штаны, чтобы не сбежал. Стрелять-то в него нельзя. Мертвым он для обмена непригоден.
Где же Минай?
– Повернись, – раздалось сзади.