— Ну полно тебе, маленькая. Сердце кровью обливается, когда смотрю, как ты убиваешься. Пойдем лучше покушаем. Тебе сразу лучше станет. Жить снова захочешь, — причитал рядом с нами Василий.
С трудом угомонившись и собрав остатки своей воли в кулак, я встала с кровати. Утерла кулаком слезы. Обпираясь на предложенное плечо Лидии Ивановны, попрыгала на одной ноге в сторону ванной.
— Как же мне помыться с перевязанной ногой? — сокрушенно проговорила я, разглядывая наложенные чистые бинты.
— Лучше размотать. Заодно промоешь рану. А я потом снова повязку наложу. Чистый бинт уже высох. Так что не переживай, деточка. Давай я помогу. Пока Василий Николаевич на стол накроет, мы с тобой уже вымоемся, — старушка помогла размотать намотанные ей же повязки. Затем сняла с меня ночнушку.
Стараясь не смотреть на засосы, еще до конца не сошедшие, и явные следы насилия на моем теле, она наладила воду в душе. Помогла мне влезть в кабину.
Я была ей благодарна, что она промолчала и не коментировала мой внешний вид. Я и сама знаю, что выгляжу как шлюха, выкинутая садистом-дальнобойщиком. Лишнее напоминание об этом ни к чему.
Теплая вода приятно ласкала мое истерзанное тело. Моя воля, я б несмотря на боль в ноге, мылась бы целый час. Но Лидия Ивановна меня предупредила:
— Ты недолго. Теплой воды мало у нас. А я боюсь, чтоб ты не замерзла. Простуда тебе сейчас ни к чему в таком слабом теле.
Поэтому я намылила шампунем волосы и по ходу смывая его, помылась вся. Старушка помогла мне вылезти и заботливо обтерла меня полотенцем, как маленькую.
После душа, мне стало приятнее ощущать себя. Простые удобства и еда, когда ты их лишен, кажутся несметным сокровищем!
С кухни доносились умопомрачительные ароматы еды. Голод придал мне ускорения, и я поспешила на запах.
— Тише, еще споткнешься, — хохотнула бабушка.
Я сглотнула слюну и улыбнулась. Но когда села за стол, то уже не могла сдерживаться. Накинулась на бульйон, как коршун. Глотала ложки супа без остановки.
Старики хмуро следили за мной, не говоря ни слова. Я даже не представляю, что творилось в их головах, когда они наблюдали за мной. Наверное думали, что я дикарка, оголодавшая и невоспитанная.
Утолив первый голод и, чувствуя, как благодатная жидкость растекается по пищеводу, я покраснела до кончиков волос.
— Простите, я как ненормальная. Просто очень вкусно. Я… я давно не ела, — с трудом произнесла я, даже боясь взглянуть в их глаза.
— Ну что ты такое говоришь, Вероника! Кушай на здоровье. Только тебе много нельзя сейчас, чтоб плохо не стало, — добавила участливо Лидия Ивановна и чуть тронула мою ледянную руку своей нежной и теплой рукой.