— Хотя мы похлеще чудили. Например, в детстве очень любили играть в рыцарей, — поворачивается на бок, щеку подпирает кулаком, улыбается. А я укладываюсь на подушку поудобнее, с упоением ожидаю хохму в исполнении Грановского: — Мы с Антохой чаще всего были разбойниками, Глеб — Ричардом Львиное Сердце. Польке отводилась в нашем балагане роль ведьмы, — розовый кончик языка прилипает к верхней губе, а глаза азартно блестят. — Так вот, однажды, изловив злодейку-колдунью в лице вредной ябеды Полины, которая вечно сдавала все наши великие проделки родителям, и, примотав ее маминым поясом от халата к стулу, отправились на охоту за добрым молодцем, — усмехается. — Глеб среди нас был самым мелким и хилым. Поэтому мы без труда зажали его в ванной, скрутили и притащили на кухню, чтобы перед девичьими глазами провести грандиозную публичную казнь с отсечением головы, а потом захватить его замок и закатить там пир на весь мир, — прикрыв глаза ладонью, хохочет. — Пока я ставил отбивающегося крестоносца на колени и укладывал его голову на табурет, Антоха шарил по шкафчикам в поиске орудия насилия, с помощью которого можно было свершить правосудие, — трет ладонью лоб. — И не было предела его счастью, когда он случайно в самом нижнем ящике стола наткнулся на тяжелый нержавеющий топорик для рубки мяса… — многозначительно дергает левой бровью, намекая, что дальше последует кровавая сцена. А я изумленно распахиваю ресницы, с нетерпением жду продолжение захватывающего триллера: — Спасло его только одно, — ржет. — Перепуганная Полька начала так верещать и рыдать, когда Антоха занес свой карающий топор над головой храброго рыцаря, что в кухню ворвались наши предки и обломали весь кайф! — Уже не сдерживает себя, хрюкает, а я вместе с ним.
— Ужас! И смех и грех.
— Нас потом строго наказали. Больше всего досталось Антону, потому что он старший. Я обошелся нудными нравоучениями и извинениями перед ведьмой и рыцарем. А Глеб вообще ничего не понял: вроде всегда так играли, — приподнимается, чтобы посмотреть время на телефоне.
Оказывается, ребята друг друга с детства знают и росли вместе — интересная новость, — отмечаю про себя.
— А лягушек ты надувала через соломинку до состояния шарика, так что у них кожа натягивалась и просвечивала? — увлеченно интересуется Грановский, а я отрицательно качаю головой, морщусь от воображаемой картинки. — А я даже препарировал, — сообщает, гордо вздергивая нос вверх. — Изучал, что у них внутри, — а глаза-то какие шкодливые, прямо костры в зрачках полыхают.
— Мы только ужей на речке ловили и ящериц, а потом с ними по дачам разгуливали, в дочки-матери играли, — припоминаю, хихикаю. Одергиваю задравшееся платьице вниз. Пытаюсь мешающие волосы собрать в импровизированную косу.