Итак, в перспективе Питерского ожидало вступление во владение более или менее тугим лопатником — он же бумажник, он же кошелек, он же, сами понимаете, портмоне.
Далее, на загорелой шее остриженного под горшок рыжеусого сына солнечной Украины болтался на черной ленте цифровой фотоаппарат — большой, не ширпотребовский, с солидной матрицей и мощным объективом — словом, из тех, за которые в магазинах просят не менее двух тысяч зеленых американских рублей, а то и разноцветных европейских фантиков. Это уже было кое-что, хотя выручить за него больше пятихатки Питерский, разумеется, не рассчитывал.
Еще где-то на теле лоха должен был находиться мобильный телефон. Пошарив по нелепо перекошенной фигуре профессиональным взглядом, Питерский обнаружил характерное вздутие в районе правого кармана пиджака. Вообще-то, тырить мобильники было ниже его достоинства, но обуянный гордыней и страстью истинного коллекционера Никола решил, что выжмет этот редкий фрукт досуха, чтобы после было о чем вспомнить. В конце концов, никому не нужный мобильник можно просто повесить на стенку, чтобы в неудачные дни один случайный взгляд в ту сторону разом поднимал настроение…
Прикинув, что к чему, Питерский пошел на сближение.
Пристроившись к своей жертве сзади, с правого бока, он вынул из кармана брюк и зажал между пальцами традиционное, легендарное, как медвежьи шапки британских королевских гвардейцев, орудие труда своего цеха — остро заточенную с одного края мелкую монету. Он лег на курс, как самонаводящаяся ракета, учуявшая гул винтов неповоротливого транспортного самолета; исход, как и в случае с ракетой и толстым транспортником, был предрешен заранее.
И тут случилось непредвиденное, более того, необъяснимое.
Все шло, как по маслу, оставалось только протянуть руку и взять все, что приглянулось. И Питерский начал тянуть эту самую руку с зажатым между пальцами заточенным гривенником, как вдруг лох обернулся — скорее всего, случайно, чтобы бросить взгляд на понравившееся здание или красующуюся на громадном, во весь фасад, рекламном щите загорелую, сногсшибательной красоты брюнетку в неприметном нижнем белье, которое она, по идее, рекламировала. Этот рассеянный, скользящий наискосок, снизу вверх и слева направо, взгляд оказавшихся неожиданно темными при рыжевато-русой шевелюре глаз всего на мгновение встретился со взглядом Питерского. И вдруг Никола почувствовал, что теряет равновесие.
Несмотря на внешность медленно спивающегося мастера спорта международного класса, Рябов никогда не занимался спортом — ну, разумеется, если не считать детских игр во дворе: летом в футбол, а зимой — в хоккей, с консервной банкой вместо шайбы и с одной настоящей клюшкой на обе команды. От бокса, не говоря уже о более экзотических видах боевых единоборств, он был так же далек, как и от должности, занимаемой его всемирно известным земляком, но бойцовского опыта ему было не занимать. Опыт этот был приобретен как в мальчишеских, еще слегка окрашенных чем-то вроде благородства драках «один на один» и «до первой крови», так и в скотски жестоких коллективных избиениях в темной подворотне какого-нибудь бедолаги, чем-то не потрафившего вожаку. Позднее этот опыт был отшлифован в колонии для несовершеннолетних; став взрослее, Питерский не перестал время от времени садиться за решетку, но перестал драться: профессия вынуждала беречь пальцы.