– Знакомо.
Я поднёс к прутьям палец. Теперь он пах спиртовой настойкой и нитками. Буби деликатно погрыз ноготь и отошёл в угол клетки, волоча за собой тяжёлый чешуйчатый хвост.
– Вы пошутили, что возьмёте его сыну. У вас есть сын?
– Есть. Сейчас ему пять.
– Пять, – повторила она задумчиво. – Получается, ещё во время войны…
– Да.
Я встал и отошёл к окну. Из-за темени стекло превратилось в зеркало, и я видел лицо Афрани – белое пятно на размытом блике.
– Вы женаты?
– Нет. Всё получилось из-за войны. Не здесь. Случайно.
– Оккупация?
Теперь её голос звучал осторожно. Не как у медицинской сестры, а как ребёнок, который подкрадывается на цыпочках.
– Значит, он живёт не с вами?
– Вы всерьёз думаете, что кто-то бы доверил мне воспитание? Нет. Он воспитывается в Брославе, у родных. Родных его матери. Они хорошие люди. Я не проводил экспертизу, но они позволяют мне видеться с ним.
– Экспертизу?
– Генетическую.
– Но зачем?
– Видите ли… В тот момент… я был не один. На войне такое случается.
Секунду-другую она неподвижно смотрела мне в затылок, не понимая, осмысливая. Потом глаза расширились, потемнели:
– Да вы же… Вы – негодяй!
– Знаю, – сказал я. – Теперь знаю.
Развернулся, бережно поднял клетку, сунул её под мышку и ушёл к себе, благо идти было недалеко. Комната выглядела, как раньше – чистая и абсолютно безликая. В ней даже не было зеркала. Видимо, тому, кто жил в ней раньше, оно было не нужно.
***
– Ла-ла! – пропел Фриш. – Вы любите музыку?
В буфетной было тесно и душно от скопившихся тел. Пансионеры сидели рядком вдоль стены, огороженные столом и стульями, а санитары толпились поодаль. Польмахер возился с транзисторной радиолой, то приглушая, то прибавляя звук. Гуго держал пластинки в картонных цветных коробочках, разрисованных радугой и чёрно-белыми портретными фотографиями. Я взял одну из них, и он улыбнулся.
– Что вы выбрали? «Незабудку»?
– Марлен Хольц.
– Сочное «фа», – Фриш отобрал у Гуго пластинки и сам стал перебирать, вороша конверты толстыми, мягкими пальцами. – А вот Илона! Илона Цолльнер. Как хотите, но такие игривые нотки бывают только у метисок, у полукровок. Этакая, знаете ли, чертовщинка! Алеку нравится чертовщинка. А, Алек?
Долговязый хихикнул.
– А вам что нравится, Коллер? Погорячее? Возьмите вон ту, с золотым обрезом. Потрясающее контральто. Мои парни обожают контральто.
– Я за Хольц, – сказал Полли.
– Ну и дурень. «Эрику»?
– Даёшь «Эрику».
– Илону!
– «Рыбачку с Бодензи».
– Какую ещё?…
– Ну эту. «Приди в полночь, приди в час…»
– Цыц! – гаркнул Фриш, прервав начинающий разгораться спор. – Инспектору выбирать. Коллер, ваш голос. Вы гость, вам и карты в руки. Кстати, как насчёт карт?