– Ну-ну?
– Гну, – с удовольствием сказал я, отпихивая костлявые пальцы. – Что вы лезете мне под руку?
– Коллер, болван! Чёртов вы осёл! Что мне делать?
– Жмите на газ. Попробуем проскочить.
Мауэр застонал. У меня вновь пересохло в горле, теперь уже не из-за жажды.
Вейценбахский мост приближался. Теперь деревья уже не мелькали по обе стороны от вагона: насыпь опала книзу, а мы вознеслись к небу с медленно плывущими облаками, похожими на кудрявых овец. Железо прыгало и грохотало на сцепах. Текущая у подножья вода уже не отливала рыбьим жемчугом: река была мутной и быстрой, с чёрными ямами омутов, от которых расходилась пенная желтизна. Справа проскочила табличка, укреплённая на криво торчащей жерди: «ACHTUNG! GEFAHR! EINZUG VERBOTEN!»13
– Развалится, – одышливо прохрипел Мауэр, скашивая глаз на рычаг тормоза. – Ей-бо-о…
– Заткнитесь!
– Пресвятая Дева…
Тупоносая морда «цверга» прорвала ленту и влетела меж согнутых перекладин. Горящие фары словно гнали волну грохота, которая разбилась по стенам и вдруг оплеснула нас, перетряхнула рельсы и сам воздух, распоротый на клочья. Что-то треснуло и застонало. Мутно-жёлтый водоворот крутился теперь под колёсами, обдавая поезд застойным запахом тины. «Тр-рах-да-да-дах» – скрип – и металл крикнул как женщина…
– Коллер! Боже мой, мост!..
Он распадался.
Высунув голову из кабины, я увидел, как падает секция – как в замедленной съёмке, разваливаясь в воздухе на куски.
Жёлтый строительный кубик плюхнулся в воду, подняв тучи брызг. За ним – чёрные балки. За ним… но вагон швырнуло, и меня треснуло виском о выступающий клин, на котором крепилась дверь. Я едва удержался за поручень.
– Господи! – всхлипнул Мауэр. – Проехали?
– Да, – сказал я, всё ещё захваченный зрелищем брусьев, рухнувших в воду, как гигантские железные макароны. Весь этот труд – вся эта махина металла и дерева, и гвозди, и костыли словно реяли в воздухе, как стереоскопический призрак уничтоженной мощи. Я почувствовал влагу. Из стиснутых кулаков капала кровь и улетала вниз под колёса, где, казалось, ещё крутился пенный водоворот.
– Осторожнее, Коллер! Присядьте на пол.
– Ага.
В синеве неба тоже плескалась вода. Сквозь облака тянулась пунктирная прямая – разорванный птичий клин. А ведь рядом с «Эдемом» птицы почти не летали. Кто-то, должно быть Полли, напрасно вешал кормушки и чистил фонтан в надежде приманить воронка, стрижа или синичку. Пытаясь захомутать стреляного воробья.
Погляди в мои глаза:
Что они готовят?
Грензель-бремзель, тормоза
Нас не остановят!
– Гр-рм, – сказал Йозеф Мауэр, возясь с переключением скорости. – Знаете что, Коллер? Кому-то отшибает мозги, а вам отрубило совесть. Мы только что вырвались из капкана, а вы уже гневите ангельский слух своим жутким рёвом. Не грешите, штурмовичок! Честное слово, вы уже достаточно нагрешили.