— Что? — спросила Гермиона, подавшись вперёд.
— У нас скоро ханами будет — это весенний праздник, даттебаё. Мы обычно устраиваем пикники и любуемся цветущими деревьями. Ну и, собственно… может, ты бы хотела присоединиться, даттебаё?
— Присоединиться?! — ахнула Гермиона. — Ты имеешь в виду…
— Пойти со мной в Коноху, да.
— Ты… — Гермиона сглотнула, — говоришь серьёзно?
— Само собой, — кивок Наруто вышел отчаянно решительным. — Если ты не хочешь, конечно, я заставлять не буду, даттебаё…
— Конечно хочу! — поспешила заверить Гермиона и подпрыгнула на месте. Не верится! Она попадёт в совершенно другой мир, увидит Коноху!..
Нога соскользнула по наледи, и девушка ойкнула, чувствуя, что падает… Наруто подхватил её мгновенно и прижал к себе.
— Порядок, даттебаё? — спросил он взволнованно.
— Порядок, — выдавила из себя Гермиона.
Она смотрела в его голубые глаза и боялась моргнуть. Боялась, что миг исчезнет.
Рука Наруто скользнула с её лопаток на талию. Гермиона осторожно коснулась пальцами его плеча, шеи, подбородка. Она привстала на цыпочки, он слегка наклонился…
В самом деле, ничто более не будет прежним.
«За что мне это, Ками-сама? — устало думала Анко, лёжа ранним утром на кафельном полу ванной. — Я, что, в жизни мало мучилась?..» — новый приступ рвоты не дал додумать, и квартиру пронзил душераздирающий звук.
Некоторое время спустя Анко на нетвёрдых ногах вышла из ванной и побрела на кухню за водой — горло горело, во рту стоял рвотный привкус. Так херово токубецу джонин не чувствовала себя ещё никогда, и это было однозначным достижением беременности с учётом всего, что за свою жизнь Анко перенесла.
Хуже всего было по утрам: каждый день внутренности словно сговаривались и решали полным составом отправиться в путешествие по канализации. К счастью, все они бренное тело не покидали, но с содержимым желудка Анко неизменно прощалась, как и с частью нервных клеток. Она ненавидела это, ненавидела беременность, ненавидела Сасори. Но даже больше Анко ненавидела себя: за то, что вообще допустила эту ситуацию; за гордость, не дающую обратиться к ирьёнинам; за то, что с тех пор, как Цунаде-сама лично сняла её со всех миссий, за которые Анко с радостью ухватилась, она скрывалась от всех друзей и знакомых. Обыграла всё так, словно ушла из деревни, а сама тем временем тайно существовала в своей квартирке, выбираясь из неё только за продуктами под Обороткой. Даже на шторы навела чары, не пропускающие свет, чтобы никто с улицы не заметил зажигаемых по вечерам ламп, не говоря уже о полной звукоизоляции квартиры. «Разве это — нормально? По-взрослому?» — порой спрашивала себя Анко — и не меняла ничего. Лучше так, чем встречать друзей; им же придётся что-то объяснять… Какаши, вон, она уже наобъясняла, хватит.