— Обложить решили! В клещи берут! А вот хрен им всем, до самого Петербурга! — Горячился Ваничка, яростно паля во все фигуры в белом из своего маузера.
— В лес надо! — Прокричал с облучка Котэ. — Ни что, уйдём, кони знатные…
Так собственно и случилось. Погоня сдулась едва начавшись. Полиция и жандармы без крайней необходимости, не очень-то, совались в азиатскую часть Тифлиса. Памятуя видимо недавние события девятьсот пятого года (7) и упругий нрав её жителей.
До темноты прятались в развалинах усадьбы Нелидова сгоревшей прошлой осенью. Пробовали открыть клятый ящик, но плюнули и уволились вповалку спать почти сгоревшие изнутри от пережитого нервного напряжения. И у каждого в снах шёл нескончаемый дождь, тщетно пытающийся смыть с лица земли остатки той не поправимой глупости, что совершена ими сегодня утром. Той самой глупости, в которой, от случайной пули, погиб портной, отец почтенного семейства. И даже правда старших товарищей, о том, что: «Мировая Революция — во имя великой цели, простит нам случайные жертвы». (8) не согревала их озябшие души.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
(1) «РАПОМ» — Товарно-сырьевое, кредитное общество помощи рабочим. Было создано в 1921 году в Москве. Прообраз будущей потребкооперации.
(2) Почему? (франц.)
(3) Максим Горький, как известно носил тюбетейку
(4) Владимирский тракт (просторечное Владимирка) — название грунтовой дороги главного сообщения из Москвы на Владимир. С XVIII века Владимирский тракт использовался для отправки в Сибирь осуждённых на каторгу, пеше-этапным порядком.
(5) Каплун — Объект нападения при деньгах. (Жаргон.)
(6) «Играть на музыке». — Быть при оружии.
(7) Обраги — разбойники
(8) Цитата из трудов Л. Д. Бронштейна (Троцкого)
20.02. — 07.07.2018 Севастополь.
Эскиз ко дню рождения
Как крестили меня, я не помню. Вероятие всего, пронесли мимо храма, да с тем и оставили без довольства. Но я не в обиде, потому как время было мутное и кислое, как краденная брага, и не каждому от щедрот его доставалось. Ещё помню квартиру нашу в Щепотьевском переулке, узкую, словно пенал, но в две комнаты с печкой из белого кафеля и с зевом из посеребрённого чугуна. Как засыпая однажды в уюте и сытости, я с лёту саданулся об угол нашей печи башкой, и кровил нещадно, и смеялся. Чем свёл маму в истерику, а она совсем с перепугу не знала за какой край хвататься. И как есть меня босого в охапку, потащила в Первую Больницу, где бородатый доктор, похожий скорее на геолога из тайги, ругаясь по-французски и гремя хромированной хирургией основательно зашил мне рассечение на лбу и налив маме мензурку спирта совсем выставил нас за дверь. И вот вечер и ближе к дому. В палисаднике, устроенном по проекту отца, брат мой, Лёня, возводит дырчатый муравейник из жёлтого песка, подвозя раствор на красном жестяном самосвале. Отец, когда мы вошли в дом. Читал газету, и чтобы выслушать о пришествии в красках, отложил её. Он, что-то после долго говорил, успокаивая маму, да и себя. Не помню. Здесь подробности стёрлись. Только потом, за ужином, я чувствовал себя космонавтом. Это чувство сопричастности к чему-то большому и страшному, к тому что держит озябшую душу на весу, над бесконечной пропастью, потом много раз навещало меня в моей пёстрой и странной жизни. Конечно я не знал, как она сложится жизнь моя, да и почти никто в Мире, не знал тогда в семидесятых, что Союз рухнет, и по всем нам, как катком пройдутся люди во фраках из плакатных снов Маяковского. Что снова, как в семнадцатом, будут делить флоты, порты, гектары и заводы. Выносить вязанками картины из музеев. Что я толкну свой «ваучер» на пустыре за бутылку водки кляня обгадившуюся рыжую крысу последними словами. Мне было на класть тогда, потому что туман сгущался. И не знал я, что папа, умрёт очень скоро, борясь с тяжелейшей болезнью и собственной не востребованной судьбой. Что брат мой Лёня, отслужит на всех флотах некогда, великой империи три раза обогнёт Земной шар, чтобы упасть «грузбером» на Юмашевском рынке. Где колготится в домино до глубокой ночи. А сам я буду мечтать, о Париже, как о чём-то спасительном… Но, лошадь моя вот-вот издохнет, а устриц кажется, мне так и не подадут….