Диск зашелестел под дрожащими пальцами.
Длинный зуммер обрывался неожиданно, тишина между гудками рождала ощущение полёта в пропасть. Новый сигнал снова давал надежду на чудо, но электрическая немота, опять заставлял лететь вниз.
Так продолжалось бесконечно. Пестерев уже собирался повесить трубку, когда, на том конце провода послышался изломанный помехами женский голос.
— Да?
— Привет. Я тебя не разбудил?
— Хуже, вытащил из ванны.
— Это уже интересно.
— Смотря для кого.
— Когда увидимся?
— Не знаю.
— Это не ответ. Так, когда?
— Ну, может быть завтра. Я тебе позвоню.
— Куда, в рельс?
— Ах, да прости, я что-то совсем замоталось.
— С кем?
— Будешь хамить, повешу трубку.
— Мне действительно очень хочется тебя… увидеть.
— Я знаю. Послушай, я, вся в мыле, стою посреди коридора, и мёрзну.
С меня течёт в три ручья. Всё пока.
— А, как же…?
— Буду завтра к десяти. Целую.
Пестерев, сжимая в ладонях гудящею эбонитовую «рогулину», наблюдал, как по стеклу бегут на перегонки дождевые капли.
«Итак, завтра», — сказал он себе. — Завтра он вновь будет обладать той, которая вьёт из него верёвки. Мотает душу до казематной гулкости внутри. Разводит и лжёт через слово на каждом шагу.
Временами, когда острым кристаллам действительности, всё же, удавалось проникнуть в его разгорячённый страстью мозг, он готов был, согласится с доводами друзей по поводу «Мадмуазель». Ему даже казалось, что он явственно ощущает зуд пробивающихся рогов, но это была только перхоть, и ничего больше.
Сначала, он врал себе, говорил: «Всё, в последний раз».
Однако, этих «разов» скапливалась уже немыслимая куча, а «подвязать» никак не удавалось.
Одно прикосновение к ЕЁ телу накрывало Пестерева волной животной похоти, лишало воли и разума. В такие минуты он бывал, противен самому себе, но, поделать с собой ничего не мог или не хотел, так точнее.
Лишь много позднее, когда этот «гордиев узел» разрубила сама жизнь, до него, наконец, дошло, что «Мадмуазель» просто ловила судьбу за хвост. Он был для неё, всего лишь картой в игре за себя. Пресловутым запасным аэродромом. Не больше.
Лакмусовыми бумажками, всецело проявившими правду, оказались, тогда, по-настоящему, бутафорские деньги, насыпанные «горкой» на передвижной столик.
Глупая это была затея, попытка купить на «пустышку», склеить чашку, которую склеить невозможно не потому, что она разбилась в мелкое крошево, а оттого, что чашки к тому времени, не было вовсе.
Вся ЕЁ «любовь» — наигрыш на волне популярности группы.
Фикция. Ложь. Обман.
Сколько их, было, впоследствии — прицепившихся, словно моллюски к брюху Левиафана к их сообществу, с одной только вульгарно — примитивной целью — жрать и гадить.