«Мадмуазель» была лишь, первая ласточкой в этом срамном саду.
Она, конечно же, жалела — желала не «рогатого» бедолагу Пестерева.
Нет. Она жалела, что не сможет получить эти деньги «налом» минуя «Три стадии развитого идиотизма», на которые всё больше в последнее время стал походить их «роман».
Она, как и все прочие попавшие волею случая в их орбиту, не желала оплачивать выпитое и съеденное.
К сожалению, это норма для здешних мест.
Самоуважение и честь — не трава, они на пустом месте не растут.
Страна же, где, всё ещё, обретается Пестерев, с недавних пор, сделалась ПУСТЫМ МЕСТОМ, в прямом и переносном смысле слова.
«Ну, да бог с ней, пусть живёт, как знает. Говорят, у неё родилась, дочь, не дай сего, если девочка с годами пойдёт характером в мать, а в остальном „Прекрасная маркиза“ желаю вам счастливого пути».
Пока эти мысли грызли его, дождь миновал.
Телефонная будка исчезла и он, с облегчением понял, что эта часть прошлого покинула его навсегда.
Не будет никакого «завтрашнего впостеливаляния» и лживых признаний чёрт знает в чём, тоже не будет. Оказывается, здесь, во сне, цену имеет лишь то, что происходит с нами сейчас, в данный, конкретный отрезок времени. Всё остальное, серая «пыль грузинских дорог».
Что же касается возникшей перед ним внезапно, тропы, то «путь» этот, извилистый и путанный, словно бы подтверждая строчки о том, что: «Судьба меняется в секунды, а камням век лежать на дне».
Привел и поставил Пестерева перед «каре» средней во всех отношениях школы, где он «мотал» последние три класса десятилетки.
Здание взирало на своего выпускника беспомощным недомерком «брежневской» архитектуры. Только в широких, тёмных окнах золотыми линиями преломлялся свет одиноких фонарей.
Дверь парадного входа была приоткрыта, но входить Пестерева не тянуло. Наверно потому, что школа всегда была для него своеобразной каторгой. Надо «отбыть своё», идёшь «отсиживаешь» и с глаз долой из сердца вон.
Так поступали тогда многие потому, что всерьёз принимать «совдеповскую образованщину» для неокрепшего сознания было чревато.
В «Бурсе», случались казусы достойные быть увековеченными высокой латынью в циничных медицинских трактатах.
Желая, «выбиться» в медалисты, иные «ретивые ученики», заучивали «талмуды» скажем, по истории, а потом, пыжились до рвоты, пересказывая параграфы, наизусть.
Пряник с волшебной фамилией Грицуевич — умудрился «вызубрить» том «Геометрии» и понятно «не вписался в поворот», только вот открылось это не сразу.
Уверовав в собственную исключительность юный «гений» по окончании школы ломанулся в «Дзержинску» где, неожиданно для себя, прямо в аудитории от волнения, должно быть, ощутил провалы в памяти и слабость мочевого пузыря.