ряется в Эдде, когда Локи похищает яблоки бессмертия у их храни-
тельницы, богини Идунн. Халдейский Гильгамеш после выращивания
«великого кристаллического плода» в лесу, где «деревья подобны де-
ревьям богов», находит ворота, охраняемые стражами.13 Ассирийский
бог Зу, в стремлении к верховной власти принявший «скрижали судь-
бы» и вместе с ними силу пророческого знания, тем не менее, оказыва-
ется схвачен Ваалом, превращён в хищную птицу и отправлен в изгна-
ние, подобно Прометею, на вершину скалы.
Иными словами, миф образно представляет нам события, сопро-
вождаемые риском и фундаментальной неуверенностью. В теомахии
Гесиода, в частности в легенде о Царе Леса, боги или трансценден-
тальные люди показаны как носители силы, каковая вместе с атрибута-
ми божественности может быть передана тому, кто способен её добить-
ся. В этом случае первичная сила имеет женскую природу (дерево =
божественная женщина). Она может подвергаться насилию, кое, в со-
ответствии с Евангелиями, необходимо для завоевания «Царствия
30
Божия»."" Но среди предпринимавших такую попытку есть триумфа-
торы, прошедшие испытание, и есть те, кому отказывает отвага, и кто
терпит поражение, испытав смертельное воздействие той самой силы, с помощью которой они надеялись одержать победу.
Итак, интерпретация подобного события высвечивает две про-
тивоположные концептуальные возможности: героико-магическую и ре-
лигиозную. В соответствии с первой, тот, кто проигрывает в мифе, яв-
ляется просто существом, чьи удача и способности оказались не равны
его смелости. Но согласно второй концепции, религиозной, смысл ока-
зывается иным: в этом случае невезение трансформируется в прокля-
тие, героическое деяние в святотатство, причём, проклято оно не по
причине провала, а просто как таковое. Адам уже не один из тех, кто
потерпел поражение там, где другие побеждали; он совершил грех, и
случившееся с ним, - единственное, что может вообще случиться. Всё, что ему остаётся, это нейтрализовать свой грех посредством искупле-
ния и, прежде всего, отказом от того, что подтолкнуло его на это пред-
приятие: мысль о том, что побеждённый может мечтать о реванше или
о получении статуса, которого он добивался своим деянием, выглядит
с религиозной точки зрения наиболее вопиющим «люциферианством».
Но точка зрения религии не единственна. Как мы уже показали
выше, эта позиция ассоциируется с гуманизированным и деградиро-
вавшим вариантом «священнической» (в противовес «царской») тра-
диции и ни в коей мере не является превосходной по отношению к иной,