Тимур стоит у окна, вертя в пальцах зажигалку. Чиркает колесиком, высекая из металлического нутра рыжий огонек. Снова и снова. Перчатки на кончиках пальцах слегка оплавились, потому что важно затушить огонь пальцем. Прижать, придавить, приручить. А потом отпустить, даря запертому в зажигалке огню мнимую свободу.
— Ты… — злой голос за спиной делает то, что не удается пляшущему язычку пламени — накрывает неудержимой лавиной прошлого, погребая под собой остатки самообладания, которым Тимур и так похвастаться сегодня не в состоянии. А все эта Русалка. Свалилась же ему под колеса.
От мыслей о рыжеволосой девчонке с солнечными глазами что-то внутри дергается, словно в конвульсиях. Больно. Муторно. Раздражающе.
Кто-то резко сжимает его плечо. Интуиция срабатывает мгновенно. Движения, доведенные до автоматизма. Сжать запястье, вывернуть до хруста кости.
— Ублюдок, — выдыхает Гурин, уткнувшийся мордой в стекло. — Не смей приближаться к моей семье, — рычит.
Тимур выпускает его руку и несколько секунд смотрит на перчатку, прикидывая, как скоро он сможет ее снять. Почему-то противно, хотя Тимур чистоплюем никогда не был.
— Семье, — протягивает медленно, словно пробует это слово на вкус. Растягивая время и усмиряя скрутившую в узел ярость. С какой легкостью он бы размазал этого сукина сына по стеклу. И никто не помешал бы. Гурин даже опомниться не успел бы, как уже был бы трупом. И возможностей таких не счесть. Судьба словно измывалась над Тимуром, подкидывая ему раз разом прекрасные шансы отправить Гурина в ад, где его уже давно заждались. Останавливало одно: предвкушение. Сладость от скорой мести, которая хуже смерти.
Улыбнувшись, Тимур медленно поднимает взгляд: холодный, равнодушный, и сталкивается со злым взглядом своего врага. Видит, как тот стискивает зубы и сжимает кулаки, готовый прямо сейчас разорвать его в клочья. О, Тимур бы с радостью дал повод, чтобы сломать Гурину хоть что-то. Чисто ради какого-то темного удовольствия. Пожалуй, сейчас он как никто понимал тех, кто кайфует от пыток. Он бы испытал пару пыточных приспособлений на своем противнике с нереальным удовольствием.
— Семье, — повторяет Тимур, расслабленно привалившись плечом к стене больничного коридора. Боковым зрением улавливает, как из палаты Русалки выходит Эльф. Смурной и озадаченный какой-то. И то муторное внутри дергается сильнее, выгибается, как эпилептик в припадке. — Да кому она сдалась, семья твоя? — глуша собственные эмоции. — Сын – наркоша конченный, за дозу готовый на все, даже родного отца прикончить. Жена – шалава, раздвигающая ноги перед каждым жирным членом, — отмечает, как дергается кадык Гурина. Лицо заостряется. Еще немного и рванет будущий мэр, как пороховая бочка. Еще немного… — Хороша, правда, сучка. Такую и отыметь не грех. Но я, знаешь ли, свежатину люблю.