Большой палец надавливает на клитор. Свожу бедра. Я не стану. Нет. Не сегодня.
— Не надо, Мэт, — впервые прошу, когда он втискивается между моих широко раскинутых ног. Сгибает их в коленях, раздвигая еще шире. — Пожалуйста…
— Надо, детка. Я слишком возбужден. Не будем изменять нашей традиции. И всем будет хорошо. Да, сладкая?
А когда я пытаюсь возразить, наклоняется к самому уху.
— Давай, Кира, будь паинькой. Возьми его в свой сладкий ротик. Поласкай его, как ты умеешь. И твой брат доедет до клиники…без неожиданностей.
— Ненавижу, — выдыхаю сквозь зубы, чувствуя горечь на языке. — Как же я тебя ненавижу.
— Да на здоровье, — ухмыляется, нависая над моим лицом. — А сейчас займи свой похотливый ротик делом.
Так легко закрыть глаза и представить широкие ладони, обнимающие лицо. Так легко вдохнуть и позволить терпкой фантазии затопить лёгкие. Наслаждаясь запахом вишни и табака. Так просто обхватить тонкий член, пройтись ладошкой по всей длине, вызывая протяжный стон. Чужой. Распахнуть глаза и увидеть искаженное похотью красивое лицо. Холодное, слишком идеальное. И усмехнуться шальной идее. Сползти чуть ниже и вобрать в рот его тугие яички, набраться смелости и сомкнуть на них зубы. Сжать его член в кулаке.
— Ах ты, сука! — орет Мэт, ловя меня за волосы и пытаясь отодрать от себя. Боль рвет кожу на голове. В глазах — слезы. Но мне плевать. Я сильная, я вытерплю. — Отпусти, тварь, — воет, когда его попытки отлепить меня проваливаются с треском. А я лишь сильнее прикусываю. До первой крови.
И когда Мэт падает на кровать, воя от боли, разжимаю хватку и лёгким движением оказываюсь на полу. Кожа горит, в висках пульсирует адреналин. На губах терпкий привкус крови. Мэт зажимает руками пах, подтягивает к животу колени. И сейчас выглядит таким беспомощным, что я понимаю: не простит. Не боль, нет. А то, что я увидела его вот таким. И вполне вероятно, что именно сейчас я подписала приговор себе и Димке, но…
Срываюсь с места. Расстилаю на столе полотенце, из морозилки достаю лёд, высыпаю на полотенце, заворачиваю и возвращаюсь. Мэт по-прежнему лежит в позе эмбрионе, поскуливая, как побитая собака. Сажусь на край кровати и натыкаюсь на яростный взгляд.
Молча отрываю его руки, мертвой хваткой вцепившиеся в мошонку, и ровно выдыхаю. На мягкой коже краснеет след от моих зубов, а вокруг наливается багрянцем синяк и яйцо чуть припухает. Уголки губ трогает усмешка. Хорошо я его грызнула.
— Дура, ты что натворила? — рычит Мэт, ловя мою усмешку.
— Ничего, до свадьбы заживёт, — откровенно веселюсь я и прикладываю к пострадавшему месту лёд.