Обхожу распахнутую дверцу и ныряю на заднее сидение, прихватив с собой корзину с притихшим Рыжиком.
А уже через минуту Клим рвет с места, зло и совершенно не щадя своего монстра. Вжимаюсь в сидение, закусываю губу. Ну и что его так разозлило? Мое предложение или мое молчаливое согласие с его веским «нет»?
Плюнув на гадания, скидываю балетки и поджимаю под себя ноги. Смотрю в окно, за которым мелькают посадки стройных елей и тополей. Всю дорогу мы молчим и напряжение растекается по салону часовым механизмом ядерной бомбы, которая вот-вот рванет и уничтожит все живое. Но едва показываются очертания города, Клим сворачивает на обочину и выбирается из салона. Замирает на краю обрыва. Закуривает. Выдыхаю и, ведомая наивной девчонкой внутри, подхожу к нему и обнимаю, прижимаясь к его широкой спине всей собой. Каждой клеткой ощущая его напряжение, превратившее в камень всего его мышцы. В нос забивается горький запах лекарств. Примчался сразу после операции и ждал, пока я нагуляюсь с Тишкой. А может, даже наблюдал. И эта мысль согревает.
Так и стоим: Клим курит, а я просто обнимаю его. Согреваясь его теплом и отдавая ему свое. Не знаю, как, но я чувствую, что ему это нужно сейчас.
Спустя мгновения, растянувшиеся на вечность, Клим выбрасывает окурок, накрывает сцепленные на его животе мои ладони и перетягивает меня наперед. Теперь он меня обнимает и я прижимаюсь к его груди, слушая, как размеренно бьется сильное мужское сердце.
— Тима нельзя усыновлять, — говорит тихо, распустив мои волосы и прочесывая их пальцами, словно гребнем.
Вскидываю взгляд, всматриваясь в его хмурое и уставшее лицо. Ищу ответ, ничего не спрашивая. Клим ловит мой взгляд и в его черных омутах — бесы разгулялись вовсю. Он пытается отвернуться, но я не отпускаю, беру его лицо в ладони. Нежно и едва дыша, словно зачерпывая живой воды, где каждая капля — чья-то жизнь. И потерять ее равносильно убийству.
— Почему?
— Потому что у него есть мать.
— Мать? А как же…
— Истории о спасении из помойки? — заканчивает вместо меня.
Киваю, не в состоянии уложить в голове, почему мать допускает, чтобы ее ребенок жил в детском доме.
— Так и было, только Тишку я нашел вместе с матерью. Она была в тяжёлом состоянии, долго лечилась.
— А почему она не забрала Тишку? Потом, когда восстановилась?
Тишке сейчас пять и за все эти годы непутёвая мамаша не нашла возможности забрать сына? Ни за что не поверю. Когда мне нужно было получить опеку над Димкой, я землю носом рыла, но нашла способ. При мысли о брате сердце сжимается в кулак. Где он? Как он там, без меня? Марк пообещал, что они найдут Димку. И я ему верю, но все равно переживаю.