Так и говорила: «Моему невыносимому К.» Потому что только Кира никогда не называла нас по именам. Всегда: Кот и Бес. А Тохе вообще она прозвище придумала. Тот в студенчестве плаванием активно занимался, даже в сборную мог попасть, но из-за дурости все просрал. Вот Кира и окрестила его Водяным.
Провожу пятерней по отросшим волосам, выдыхаю.
— Она не могла, Кот. Тут что-то другое или Вика ошибалась.
Я верю Кире. Потому что если не верить ей, тогда зачем все: мы, наша новая свадьба, наши ночи? Если не верить ей, тогда никаких мы не будет. Меня не будет. Да и ее.
— У меня только два варианта: либо кто-то все же поработал с ней, либо Кира врет и ловко управляет собственным сознанием.
— Настолько ловко, что облапошила тебя? Кот, ты сам-то в это веришь?
И вижу: верит, потому что не знает другой причины.
— Тимка к ней привязался, — говорю невпопад, вспоминая, каким становится брат в каждый ее приезд к нему. И у меня в груди что-то екает, когда я вижу его счастливые глаза, когда наблюдаю, как они резвятся. Так, словно в мире больше никого не существует. Так, будто бы между ними нечто большее, чем короткое знакомство. Настоящее. Сильное. Как между матерью и ребенком. Я видел в Кире не просто тягу к Тимке, как к хорошему мальчишке или даже моему брату. Я видел в ней привязанность, что прочнее стальных канатов и чище бриллианта в стакане с водой. Привязанность, которую называют материнским инстинктом. Самой мощной связью во Вселенной.
— Может, пора уже забрать его, а? — друг как всегда зрит в корень.
После нашей последней поездки к Тимке я все время думаю о том, чтобы все же оформить опеку. Теперь мне это позволят: я обзавелся семьей и окончательно осел в отцовской клинике. Хватит уже испытывать судьбу, я и так изрядно потрепал ей нервы, упрямо ища свиданий с Костлявой. Теперь мне есть ради кого жить. Осталось только найти Димку, разобраться с Мэтом и…
— Тоха звонит, — включает громкую связь.
— Чех с тобой? — без приветствия спрашивает Тоха. И в его голосе — хаос и злость.
— Что случилось, Тоха? — это уже я.
И предчувствие холодком прошивает позвонки. Твою мать.
— Какого хрена у тебя выключен телефон?! — рычит друг. — Час до тебя дозвониться не могу.
— Черт! — достаю трубу из кармана. Отключил перед операцией и забыл. С дисплея на меня смотрит моя Незабудка. А в пропущенных — Тоха и Валентина Ивановна. Пульс срывается в аритмию. Что за ерунда? — На операции был, забыл включить, — поясняю свое молчание.
— Уже неважно, — отмахивается Тоха на том конце связи.
— Мне надо перезвонить в центр. Осипова звонила.