— Псих, — усмехаюсь, читая этикетку на темной бутылке: Chateau Mouton Rothschild 1945. Одна такая бутылка стоит как две моих квартиры. Сейчас я это знаю. А двенадцать лет назад, сидя на крыше и слушая фанк, я наслаждалась незабываемым букетом с нотами шоколада, малины и изюма, даже не подозревая, каких огромных деньжищ оно стоит. Как и о том, что тот, кто меня спаивал – отдал за эту бутылку все, что имел.
Но сегодня я не буду его пить. И возвращаться в прошлое тоже не буду. Я ставлю бутылку обратно, выключаю музыку и ухожу, старательно игнорируя неудержимое желание вернуться и просидеть в кресле до самого утра. А сердце, то самое сердце, что гонит по венам кровь, вдруг воет раненым зверем и больно ударяется о ребра, словно мечтает разбиться. Нет. Не сегодня. В аптечке есть чудодейственное средство от любой боли. Всего две таблетки снотворного и все стирается в черноте сна.
Но у Бога отвратительное чувство юмора, потому что с утра я стою на пороге своей кухни, еще не проснувшаяся, и смотрю на ту самую бутылку вина, что осталась на крыше вчера. Рядом на столе лежит диск с любимыми песнями, плед брошен на стул рядом. И конверт, подписанный той же рукой, подпирает темную бутылку.
Горло ледяные пальцы сжимают, и я царапаю кожу, пытаясь вдохнуть. Судорожно хватаю ртом воздух, но его так мало. Будто выкачали весь. Словно в вакууме стою. И рот раскрываю. А ноги не держат. Руки дрожат. Я по стеночке сползаю на пол, не отрывая взгляда от кухонного натюрморта. Смотрю. Смотрю. И дышу. Рвано, с надрывом, но дышу. А воздух раскаленной лавой кажется, обжигает. Еще немного и задохнусь. Встать не могу, пошевелиться, даже взгляд отвести. И что-то внутри натягивается до звона в ушах. Тянет, вибрирует, не позволяя дышать полной грудью. Как будто веревкой перетянули легкие, и с каждым судорожным вдохом узел затягивается все туже.
Он не просто наглым образом вошел в мою жизнь снова, он проник в мой дом. Он следит, изучает, знает каждый мой шаг. Зачем? Зачем он снова появился? Зачем выжил? Почему просто не исчез? Не умер, в конце концов? И боль завыла раненым зверем, когтями полоснула по сорвавшемуся в галоп сердцу. Умереть?
«Неужели ты действительно этого хочешь, Ксанка?!»
Злой голос звучит так громко, что я невольно вздрагиваю, вскинув голову. Никого нет рядом. Только призраки прошлого, чтоб его. Подтягиваю ближе колени, обнимаю их руками.
Умереть…
Тогда я хотела умереть, стояла на краю крыши, раскинув руки и подставив лицо ветру и встающему солнцу. Это казалось так легко – просто сделать шаг. А он стоял за моей спиной и молчал. Я каждым позвонком ощущала его присутствие: рваное дыхание, громкий перестук сердца. Он задал всего один вопрос, когда я почти решилась отпустить себя на свободу. Всего один вопрос и я поняла, что не хочу этого. Не хочу быть размазанной по асфальту бесформенной кучей костей и кожи. И я вернулась к нему на крышу. И только тогда поняла, как сильно он перепугался за меня. Он ругался матом, встряхивая меня как безвольную куклу. А потом поил вином и выслушивал мои откровения.