Я так зачарован переменами в дочери, что не сразу соображаю, что в руках у Алекса куча пакетов и что он замер в пороге, увидев, наконец, то, что вижу каждый день я: Ксанку в каждой черте Богданы, в каждом жесте. Даже то, как она морщит нос и поправляет волосы — все это Ксана в чистом виде. Иногда это до чертиков пугает и швыряет меня в прошлое, где я был счастлив, хоть никогда не любил всей этой сентиментальной чуши.
— Привет, принцесса, — смеется Айя, перехватывая у мужа пакеты и легко касаясь его пальцев. Эльф вздрагивает и рассеянно улыбается.
Богдана кивает, но тут же забывает о взрослых, потому что ее уже взяли в оборот близнецы: двухлетние егозы, нереально похожие на своего отца. И это странно, потому что я точно знаю — этих девчонок Костромины взяли из детского дома. И, судя по рассказам Алекса, Айя не собирается останавливаться на троих. Да и сам он не против, а выглядит очень даже счастливым идиотом. И за грудиной неприятно жжет, словно туда всунули кусок раскаленного солнца: больно и вместе с тем невозможно оторваться.
Я смотрю, как Богдана смеется, сперва неуверенно, а потом все открытее, как охотно подставляет свои кудри любопытным ручкам Матвея, как что-то объясняет на пальцах болтающим без умолку близняшкам, и дико радуюсь, что эта семья — мои друзья.
— Завтра Крутовы обещали нагрянуть, — шепотом, словно открывает самую страшную тайну, говорит Айя.
— Спасибо, — отвечаю одними губами, не смотря на жену своего друга и ощущая, как мир расплывается перед глазами. Это нихрена не слезы, потому что мужики не плачут, но я торопливо поднимаюсь, целую свою Звездочку, наполняя легкие ее сладким запахом, в котором уже плетутся нити мандаринов, рассыпанных на постели.
Богдана поднимает на меня сияющее лицо:
— Спасибо, — по слогам повторяет она мои слова.
Щелкаю ее по носу, ловя ее смущенную улыбку. Она жмурится ненадолго, а потом возвращает внимание детворе, ловко очищая для них мандарины. Так, будто каждый день вот так проводит время. Будто эти трое — ее семья. Черт!
Ерошу волосы и спешу сбежать. От счастья, что искрится в каждом вдохе. От себя самого.
Айя тем временем шуршит пакетами, что-то весело рассказывая. А у меня в ушах только смех Богданы.
— Руслан, — уже в коридоре останавливает меня сорванный голос Эльфа. Смотрю в его синие глаза, в которых столько любви, что хочется надеть очки, потому что слепит. — Верни ее, — говорит едва слышно.
«Верни ее…»
Эти два слова торчат в голове всю дорогу до клиники, где работает Корзин. И пока я спрашиваю, где могу найти Сергея Васильевича, а медсестра провожает меня в ординаторскую.