— Стоит! — категорическим тоном заявил Анис Виссарионович, для пущей убедительности стукнув кулаком по столу. — Моя племянница того стоит!
— Кого же вы хотите пригласить? — осторожно осведомилась Настасья Павловна, смиряясь с неизбежным и лелея надежду, что торжество будет не слишком пышным.
— Всех! — горячо заявил Фучик.
— И ваших агентов тоже?
— И моих агентов тоже. Есть у меня один замечательнейший экземпляр — Шульц Петр Иванович! — сказав это, Фучик как-то хитро покосился на Настасью, отчего та снова испуганно застыла. Неужто дядюшка что-то знает о ее похождениях?
— И что же? — спросила Настасья Павловна как можно спокойнее.
— А то, Настенька, что ты уже второй год как вдовая…
— Дядюшка! — воскликнула с укором Оболенская.
— Знаю, знаю, ты еще переживаешь безвременную кончину Алексея Михайловича, но, скажем прямо, Настенька, супруг твой был не из тех, память о ком стоит свято…
— Довольно, дядюшка, — прервала его Настасья Павловна с мягкой улыбкою. — Не будемте, прошу вас.
— Хорошо-хорошо, Настенька. Но к Пете ты все же присмотрись…
«Уже насмотрелась» — хотелось буркнуть Настасье Павловне. «Да так, что ни сна теперь, ни покою».
— Ну что же, мне пора, — продолжал, тем временем, дражайший дядюшка, вставая из-за стола. — Дела не ждут.
Когда Анис Виссарионович отбыл в агентство, Настасья Павловна позволила себе, наконец, сменить выражение лица на хмурое. Затеянный дядюшкой бал добавился в число проблем, и без того уже навалившихся на Оболенскую сверх меры. И заказ нового платья вкупе с думами о том, как удержать на замке неугомонного Моцарта, к несчастью, слишком любившего музыку, чтобы оставаться в стороне от бала, были лишь малой толикой того, что беспокоило Настасью Павловну. Главная же ее забота состояла в том, чтобы каким-то непостижимым образом избегать весь вечер господина лейб-квора, ведь Анис Виссарионович наверняка пожелает представить их друг другу.
Во время бала у Настасьи Павловны Оболенской не было ни единой свободной минуты. Каждое мгновение она была напряжена, как сжатая пружина, сосредоточив все силы на том, чтобы не попасться на глаза Петру Ивановичу. Особенно после того, как заметила, что тот беседует с Павлом Андреевичем Оболенским. И, судя по лицу лейб-квора, беседа эта носила не слишком приятный оттенок.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, дабы понять, о чем они говорили. Вернее — о ком.
И хотя Настасья Павловна понимала, что рано или поздно ей придется предстать перед Петром Ивановичем — хотя бы для того, чтобы продолжать за ним следить — предпочитала сделать это скорее позже, чем раньше, рассудив, что будет гораздо лучше, если сие произойдет, когда господин лейб-квор немного успокоится. Во всяком случае, она очень надеялась на то, что Петр Иванович отходчив.