Лейб-квор собирался поделиться своими мыслями относительно того, где они могли оказаться, с Настасьей Павловной, но не успел. «Странная личность» вдруг сделала шаг вперед и… исчезла из виду, заставив Шульца так и замереть с приоткрытым ртом.
— Мистика! — выдохнул он, обменявшись с Оболенской удивленными взглядами. — Как есть мистика!
С подобными обстоятельствами, в которых был наверняка замешан какой-то магический ковен, лейб-квор сталкивался впервые в жизни, посему наряду с обычным своим треволнением, что неизменно сопровождало его участие в операциях, испытывал еще и священный ужас, коего не желал показывать Настасье Павловне. Найдя в себе силы и смелость, он все же шагнул из под сени леса к той самой полянке, после чего подошел к тому месту, на котором только что исчезла «странная личность», и тут же облегченно выдохнул.
Мистический ход, сделанный неизвестным, имел свое объяснение, весьма логическое, что не могло не обрадовать Шульца.
— Учалка мертвеца, — произнес он задумчиво, глядя вниз, в узкий темный лаз-колодец, расположенный прямо под его ногами. — Сие изобретение называют «учалкой мертвеца», — пояснил он Оболенской, указывая на притороченную к бревнам-лестнице веревку, по которой и спустилась вниз «странная личность». — А колодец этот, по-видимому, сообщается с подземной пещерою, что может иметь весьма большие размеры.
Он задумчиво смотрел на чернеющее в земле отверстие, раздумывая, что им делать — лезть вниз следом за неизвестным, или же ему остаться здесь охранять лаз, а Настасью Павловну снарядить обратно к дирижаблю за подмогой. Но мгновением позже приметил в глубине мелькнувший и тут же погасший всполох огня, будто кто-то передвигался по подземному коридору.
— Душа моя! — воскликнул он шепотом, поворачиваясь к Оболенской и испытывая в сей момент что-то настолько необъяснимое, что рождало внутри него поистине священный трепет. — У нас с вами только два пути. Служить короне вдвоем, подвергнув наши жизни опасности, либо же расстаться прямо здесь и сейчас. Я отправлюсь вниз, вы же — бегите за помощью к «Александру». Хотя, о чем я говорю? Я успел узнать вас как женщину бесстрашную, посему даже не надеюсь, что вы вдруг обретете благоразумие и не последуете за мной. А сейчас я все же вас поцелую снова, век воли не видать!
И с этими словами он снова припал к устам Оболенской, справедливо порешив, что ежели и умирать им под пулями врагов Российской Империи, так вкусив перед смертью хоть немного сладостных мгновений.
— Ежели для того, чтоб вы меня целовали, да еще так, требуется рисковать жизнью — то я, пожалуй, не возражаю, — выдохнула Настасья Павловна с улыбкою, когда уста их разомкнулись, и, лишь на миг заглянув с нескрываемой нежностью в глаза Петру Ивановичу, в коих можно было запропасть, решительно повернулась к колодцу. — Идемте, а то упустим добычу, — пробормотала она, тотчас же хватаясь за веревку и ставя ногу на первую ступеньку, будто бы торопилась спуститься вниз, покуда не передумала ни она сама, ни Петр Иванович в том, чтобы участвовать ей в данной, несомненно опасной, операции.