На Марину! На единственную, черт бы все побрал, женщину, которую он хотел себе безраздельно.
Он отбросил ее руки, когда она спустила платье с плеч и грубо нагнул Марину, заставляя прижаться грудью к сиденью стула, на котором она недавно располагалась. А потом просто задрал на ней платье до талии, оставляя иллюзию того, что она все ещё одета. И только он, повернув ее лицом к залу, где почти все гости уже погрязли в безудержных стонах и сумасшедшем трахе, мог видеть ту часть тела Марины, что была обнажена.
Кружевные трусики были им разорваны и отброшены в сторону, ему не терпелось увидеть ее абсолютно голой там, где она, несмотря ни на что, его хотела. Он хотел видеть, как она течет от того разврата, что видит перед собой, как течет от его близости. Это была единственная территория, на которой он одерживал над ней верх и намерен был упиваться этим, точно безнадёжный наркоман.
- Разведи ноги, - приказал он отрывисто. – Предложи себя мне.
Она помедлила, прежде, чем призывно повертеть перед ним задницей. Но этого жеста ему было недостаточно.
- Хочешь, чтобы я тебя трахнул, Марина? – поинтересовался он, ощущая, как начинают подрагивать руки от желания прикоснуться к ней, чего делать он, тем не менее, не торопился.
Она промолчала. Он ощутил, как ярость накатывает волной, заставляя кровь в жилах едва ли не бурлить от того, как он злился и хотел ее одновременно.
- Сообщи, когда надумаешь, - заявил он нарочито спокойно, хотя внутри все горело, словно был охвачен пламенем, которое невозможно затушить никакими силами.
Марина дернулась, пытаясь, видимо, отвернуться от того, что творилось перед ее глазами, где клиенты и девочки сплетались в самых разнообразных позах. Кого-то имели в рот, кого-то в задницу, кого-то более традиционно. Стоя, лёжа, сидя, нагнувшись… Живая иллюстрация Камасутры, которая, там не менее, возбуждала его куда меньше, чем простая близость Марины.
Паоло коснулся ее спины, когда Марина попыталась приподняться, и снова вжал девушку в сиденье стула. Его руки пробрались под платье, погладили спину, прошлись до ягодиц и размяли их, все ещё хранивших на себе следы того, что делал с ней в потайной комнате. Делал, но все равно не добился этим ничего, кроме того, что должен был изначально – пробудил в ней чувственность. Только теперь ему этого какого-то черта было безмерно мало.
Большими пальцами Паоло помассировал вход в попку, которую имел недавно ручкой стека, а теперь до одури хотел заполнить собой. Растянуть узкое отверстие, войти до предела, ни черта не заботясь о том, что может сделать больно. Насрать! Пусть ненавидит его после и хотя бы в этом они будут взаимны.