— Ищи неумершего, — подал кто-то из бойцов дельный совет. — Помочь тебе сможет только кто-то из них. Будет забирать излишки, им-то с их вечным голодом всегда мало, а потом потоки стабилизируются. Может быть.
Все понимали, что долго так продолжаться не может. Или Эрм усмирит свой огонь — как угодно, хоть бы и повесившись на первом попавшемся суку! Или выжжет всё живое в окрестностях вместе с самими окрестностями.
Его не гнали. Он решил уйти сам…
И теперь сидел на тёплом камне возле горячего воздуха, отчётливо понимая, что эта ночь с отрядом — последняя. Встретит ли он когда-нибудь ещё этих людей, он не знал. Не знал никто. Шла война, а на войне, как известно, убивают. Любого могут убить. Любого…
— Уходишь, — Сихар не спрашивала, и потому Эрм промолчал.
Она вздохнула, подняла к нему лицо. Сказала отчаянно:
— Может, поцелуешь на прощание?
Вот это новости. И что с ними теперь делать? Он не думал о Сихар как о женщине не потому, что та была недочеловеком и амфибией, в конце-концов, война стёрла все границы, а они уже столько раз выручали друг друга и штопали друг на друге раны, как магически, так и суровой медицинской нитью. Эрм просто в принципе не рассматривал подобные отношения, раз и навсегда для себя решив, что женился на войне, а война измен не любит.
— Подожди, — заторопилась Сихар, расценив его молчание по своему, — я всё понимаю, война и прочее, так ведь именно поэтому! Ты уйдёшь… и я никогда тебя больше не увижу… а потом тебя убьют, и я… я хочу, чтобы у меня остался от тебя хотя бы что-то. Сын или дочь, неважно.
Он знал, как здесь рождались дети в межвидовых браках. В дело вступал особый подвид магии, и ребёнок формировался по образу матери, но считался сыном своего отца и частенько наследовал какие-то внешние, второстепенные для биологического вида, черты или характер.
— Что же ты молчишь? — горько спросила Сихар. — Я тебя обидела? Задела? Извини! Я… я пойду тогда.
— Сядь, — тихо сказал ей Эрм. — И слушай…
Она села обратно, сложила руки на коленях. Смотрела на него с надеждой, отчаянием и страхом.
— Дети — это прекрасно, — сказал он. — Но они делают нас уязвимыми. Ты же видишь, против чего мы сражаемся. И если ребёнок, мой и твой, угодит в жернова Опоры… Понимаешь?
— Отказываешь, — кивнула Сихар, подняла голову к небу, вмаргивая слёзы и надеясь, что он не заметит.
Он не замечал.
— Не прими в обиду, — сказал Эрм, — ты красива и желанна. При других обстоятельствах, в мирной жизни, я бы не отказывался…
В мирной жизни он никогда не увидел бы ни Сихар, ни Третьего мира, но дело было не в том. Фиалка Ветрова грустно кивнула его собственным мыслям. Вот если бы к нему пришла она…