— Почему же? — Оля немного обиделась, я почувствовала.
Вот как ей рассказать…
— История слишком уж невероятная, — предупредила я. — На грани реальности.
— Но ты попробуй всё-таки. Я постараюсь поверить…
— Пойдём на кухню? — предложила я. — Тебе — кофе, мне — чаю…
Кофе мне был теперь противопоказан полностью, а хотелось, иногда до ужаса хотелось хлопнуть чашечку хорошего молотого. Зря, что ли, стояла у нас кофемашина на кухне!
Оля будет пить кофе, я буду наслаждаться кофейными запахами и дуть чай с фенхелем. На что не пойдёшь ради будущего малыша!
— Помнишь, — начала я издалека, — я заболела. Ты уже уехала тогда.
— Да. Алексей мне говорил, — Оля потёрла пальцами лоб.
Помнила она плохо, это же очевидно. Я подумала, что про Алексея ей не расскажу. Она ведь верит, что он был с нею в машине и погиб; трагическая случайность.
— Оля, — сказала я, сводя вместе кончики пальцев, — только, пожалуйста, выслушай сначала всё… Сначала просто выслушай, ладно? Без комментариев. Так было, поверь. А уж как всё это объяснить, я не знаю.
— Хорошо, — кивнула Оля. — Рассказывай.
— Я пришла домой и обнаружила за диваном куклу, — сказала я. — Знаешь, из этих… с иголками в руках-ногах и лбу. Я обозлилась и сожгла её. И той же ночью свалилась с температурой, чуть не сгорела от гриппа, буквально.
— Ну, это совпадения…
— Оля, дослушай! — оборвала я её. — Я тоже думала, что совпадения.
— Магии не бывает, — всё-таки закончила она.
— Тогда я не буду ничего рассказывать, — заявила я. — Ты не поверишь.
Оля подняла ладони:
— Сдаюсь, сдаюсь! — она сделала пальцами жест, показывая, что застегнула себе рот на молнию.
— Потом я поехала во Всеволожск, — продолжила я рассказ.
Всё, что я увидела и пережила во Всеволожске, я рассказала практически без купюр. И про куклу тоже. И про то, как вернулась домой и увидела труп тёти Аллы, исчезающий в чреве скорой.
Потом я рассказала про Бегемота.
Потом — про поезд, убийство и немного про Похоронова. Всё-таки язык не повернулся рассказывать частности. А может, кто-нибудь мой язык узелком завязал? Магически. Он мог это сделать. Хотя… ведь поил меня водичкой из Леты, так что зачем.
Я замолчала, ждала, волнуясь, реакции. Но уже чувствовала, видела, понимала — Оля не поняла. Не просто не поняла, разум её отторг услышанное, как инородный предмет. Могу понять, я тоже не верила до последнего. До того момента, как мой рисунок на стекле начал наливаться кровью. А уж когда увидела куклу…
Память подсунула картинку, меня едва не стошнило. Безглазое лицо, зашитый рот, заклеенный пластырем нос, одна нога обглодана до самой кости, как будто с неё целенаправленно, каждый день, отрезали лоскуты мяса и ничем не обрабатывали рану.