Алексей включил телевизор, на минимальном звуке, я открыла свой верный нетбук. Смешно, три комнаты в квартире, но мы сидим на кухне, каждый со своим экраном, я краем уха цепляю его футбол, он слышит, как стучу по клавишам я. И в этой, с позволения сказать, тишине слабо пощёлкивает жарочный шкаф, готовящий рыбу. Но всем уютно почему-то.
С Алексеем легко молчать обо всём на свете. Мечта интроверта, а не мужчина.
Оля вернулась далеко заполночь. Я не могла ждать слишком долго: утром на работу, при Лаврентии Павловиче опоздай хоть на две минуты, попробуй. Но сквозь сон я слышала, как хлопнула дверь, потом — короткий приглушённый разговор, а ещё очень сильно потом — мне под бок плюхнулось мохнатое кошачье тело, сунуло холодную свою носяру куда-то в район подмышки и забухтело на низком диапазоне уже знакомое мне «мруфф». Он же из подъезда, подумала я. С улицы! И лапы не мыл! Но сон не спешил разжимать свои клещи: мысли текли вяло, размываясь в забвении, и встать, чтобы прогнать наглое животное, я так и не встала.
Вслед за белыми ночами приходят серые вечные сумерки: днём из-за плотного слоя облаков совсем не видно солнца, сыплется мелкая противная морось и утро угасает, даже не начавшись толком. В моём рабочем кабинете — огромное панорамное окно с видом на проспект Добролюбова, на Князь-Владимирский собор. Очень красивый вид, помогает думать. Но в осеннюю хмарь, когда тучи спускаются так низко, что едва ли не цепляют своим брюхом асфальт, за окнами стоит ровная жемчужно-серая взвесь. Огни уличных фонарей теряются в ней полностью, и кажется, что весь мир куда-то провалился, а наше здание плывёт ноевым ковчегом сквозь междумирье невесть куда и невесть зачем.
— Доброе утро, Римма Анатольевна.
Вздрагиваю, выползаю из своих мыслей, вижу напротив своего стола драгоценного нашего Б. Лаврентия Палыча. Судя по всему, давно там сидит. Чёрт! Пора замок врезать и закрываться изнутри. Хотя не поможет, с него станется начать колотить в дверь руками, ногами, головой и всем прочим, что под руку попадётся. Понятие «творческое сосредоточение» на его взгляд — придурь и чушь собачья.
Так, срочно включаем внутреннюю Алису.
— Доброе, Лаврентий П… етрович, — едва не сказала «Павлович»!
Но он прекрасно понял суть заминки. По поводу своего прозвища среди коллектива ему уже настучали. Кто именно, я не знала, но подозрения — были. Нормально. Лизоблюды всегда были и будут в коллективах, особенно там, где начальство лизоблюдство поощряет изо всех сил.
— Почему не работаете, Римма Анатольевна?
Рожа у него — мерзкая, и очки эти круглые, добавить бы возраста, и будет одно лицо, практически одно лицо. Может, вправду потомок?.. Какой-нибудь внебрачный внук внебрачного сына?