— Неправда, — истерично улыбнулся и тряхнул головой, — она здесь. Я чувствую её запах. Чайная роза и пион, — втянул он носом, словно голодный волк в поисках загнанного зайца. Такой же серый, взъерошенный и взбешенный. — Она была здесь, я это точно знаю.
— Джеймс! — обессилено выкрикнул, когда тот сорвался с места, взбираясь по ступенькам вверх.
Я смотрел ему в спину и совершенно не понимал, что же это — самая большая любовь или самая сильная одержимость?
Он казался совершенно необузданным. Диким и первобытным во всём, что касалось бемби. Сметал все преграды. Стирал все границы и снова и снова нырял в омут с головой, как последний смертник, что падает с эшафота.
Его эмоции были настолько же чистыми и разрушительными, как пламя. Он сжигал себя изнутри. Наполнялся порохом и нитроглицерином, превращаясь в бомбу замедленного действия. И если это на самом деле было любовью, то самой чудовищной и самой разрушительной из всего, что я видел…
Той, которая уничтожает тебя, напоминая разъедающую тело радиацию. Огненную. Беспощадную, выжигающею всё твоё естество. Причиняющую немыслимую боль и страдания. Ту, из-за которой ты совершенно не можешь жить нормальной жизнью. Ту, без которой ты и вовсе не способен выжить…
— Даяна! — позвал, оказавшись в её бывшей спальне. — Даяна! — практически сорвал дверь с петель, врываясь в мою спальню. Стянул с кровати атласную простынь и с каким-то диким звуком бешеной турбины втянул в себя её запах.
— Ну что, доволен? — прислонился я к дверному косяку, наблюдая за всеми его манипуляциями.
— Вы ещё не спали, верно?
— Я распорядился увезти её задолго до твоего приезда. Мне нужно было, чтобы тебе доложили, что она вошла и что не покидала это место. Так что хватит уже шнырять здесь направо и налево. Давай сядем и поговорим.
Смотря на его затылок, я был готов к тому, что Джеймс в любую секунду может сорваться с места и ринуться на меня с очередным намерением прикончить.
— Это подло, — сжал он простынь, а затем швырнул её прочь, поворачиваясь ко мне.
Серо-зелёные глаза наполнились ядом и болью, выворачивая меня наизнанку. Мой сын. Моя кровь и плоть. Преданный и отверженный.
Чаши весов то и дело качаются, разрывая мою душу на части, разделяя надвое между любимой женщиной и любимым сыном.
— Но не так, как похитить мать Даяны.
— Тебя это не касается, — прошипел Джеймс, проходя мимо.
Я слышал, как он опустился по ступенькам. Как открыл бар и начал наливать себе виски. В этот момент все мои чувства оказались на максимуме. Они ловили каждый его жест и каждое движение.