– Эй, – позвал он, перегибаясь через перила балкона.
Я сошла с газона на теплый асфальт, за день он прогревался так, что становился мягким, отряхнула ступни и надела туфли.
– Эй, – повторил он, – Как тебя зовут?
Не оборачиваясь, я помахал случайному любовнику рукой. Имена не имел никакого значения. У меня их было столько, что все и не упомнишь. Хотя, для людей они важны. В разные времена нас называли по-разному. На севере чаще всего йо-коло, дословно «демон сношающийся с животными», самокритичное название, надо сказать. На юге, где солнце жарит так, что сама земля трескается от жажды, нас называли «морденаре» - смертельный поцелуй. Самое большое распространение получило самое некрасивое и вульгарное название, на западе нас называли суккубами, и было в этом слове что-то пакостное, что-то сучье.
Я всегда предпочитала легкое и мелодичное лайне – «любящая жизнь» пришедшее с востока. Было в этом слове что-то лаконичное и острое, как клинок.
Я лайне, любящая жизнь. А имена? Могу назваться любым, выбирайте.
Уличный фонарь два раза мигнул и потух. Сзади послышался приближающийся шум двигателя, тихо шуршали по асфальту шины. Из двигавшегося малым ходом автомобиля высунулся рыжий парень и заорал:
– Эй, детка, поехали с нами!
В машине раздался взрыв хохота, их там ак минимум трое.
Эх, встреться вы мне на два часа раньше… Сейчас я сыта, а переедать вредно.
– Девушка! Красавица!
Я, не раздумывая, шагнула в тень, растворилась среди серых очертаний придорожных кустов. Лайне могут становиться незаметными, когда захотят. Правда, такое случается очень редко.
– Эй, Алекс, куда она делась?
– Без понятия, рули давай, найдем другую шалаву.
Да, это могло бы быть занимательно. Машина, взревев двигателем, проехала дальше и влилась в поток машин на центральной улице. Раздался пронзительный собачий лай, и я вышла из тени. Человеческие глаза можно обмануть, а вот звериный нюх никогда.
Город никогда спал, он рычал автомобильными двигателями, говорил разными голосами, пел из радиоприемников, плакал дождем, смеялся цветами, проклинал выхлопными газами, мигал яркими огнями рекламных вывесок, гудел проводами и веселился шумными компаниями. Кто-то спешил домой, кто-то из дома, кто-то убегал, кто-то находил в нем приют. Город жил.
Я спустилась в подземный переход, каблуки громко цокали по бетону, но и этот одинокий звук терялся в монотонном гуле поездов и ругани торговцев. Здесь тоже кипела жизнь, лотки с мороженым соседствовали с цветочными, газетными будками и прилавками с китайскими футболками. Здесь кипела своя другая жизнь.