— Лендон, выведи доктора Соул, пожалуйста.
Я посмотрела направо, в сторону изголовья Рэя, и увидела Лендона Брибиджа. Он, как обычно, читал журнал с кроссвордами. Мне стало даже смешно. Для него Рэй просто очередной пациент, для которого он выполняет свою работу — рассчитывает дозировку и дает наркоз. Один из тысячи. Лендона совершенно не трогает, что этот человек в данную минуту болтается на волосок от смерти. Он хладнокровен и равнодушен. Как и я во время работы. Как мы все. И это правильно. Я на секунду представила себя на месте Аманды и ужаснулась этой картинке — рыдающий кардиохирург визжит от отчаяния на всю операционную, раскинув руки в стороны. Ни дать, ни взять — начинающий водитель, который зажмурился и бросил руль, заметив огромный грузовик на перекрестке. Мне ничего не оставалось делать, кроме как покинуть операционную. Панике не место рядом с хирургическими инструментами. Мои эмоции только мешают работе. В эту минуту я впервые в своей жизни помолилась. Я не знала наизусть ни одной молитвы, и просто шептала как заведенная свою просьбу:
— Господи, если ты есть — пусть он живет!
Оказавшись в коридоре, я медленно сползла по стенке и стянула маску, мешающую дышать, и тугие перчатки. По щекам текли слезы. Пальцы дрожали. Я подняла ладони вверх и смотрела на то, как они вибрируют в воздухе. Разве так бывает? Как такое возможно? Я не снимаюсь в дешевой бразильской мыльной опере, и не живу на страницах пошлого и приторного бульварного романа. Это происходит с моей жизнью. С жизнью, в которой я все привыкла контролировать. Два поцелуя и несколько касаний руки — вот что перевернуло все с ног на голову. Мне не хватало воздуха. В памяти всплывали формулы гормонов из учебника органической химии. Я знала, что любовь и прочие сантименты не более чем красивая выдумка, ибо все происходит на уровне клеток. Все, что мы чувствуем — реакции нашего организма на внутренние, или внешние раздражители. Все имеет химическую формулу. И любовь тоже. Но какого черта понимание таких простых вещей никак не помогает мне справиться с той болью, которая пульсирует у меня в груди?! Почему мне так страшно за человека, которого я знаю всего пару дней? Может потому, что душа все-таки существует, несмотря на анатомию и науку? Может быть потому, что мы любим именно душой, а не сердцем или каким-то другим органом? У меня, кстати, весьма подходящая для подобного объяснения фамилия.
Я не заметила, как надо мной склонилось сосредоточенное лицо Патрика Брауна. Перед глазами стояла пелена.
— Доктор Соул, вам плохо?