Я слегка подавился супом. Нет, обещания убить не пугали меня. Это, можно сказать, нормальное явление в моей жизни. Пугала меня в этом монологе мина, с которой он произносился. Выражение лица мягкой, безобидной бабёнки, которая как будто олицетворяет собой все рассказы о неолетанках, неспособных обидеть даже врага. Впрочем, я и раньше поражался этому несоответствию внешнего и внутреннего в мастере Ведение.
Она подождала, когда я прокашляюсь, и даже поправила подушку, чтобы я сидел повыше:
- Впрочем, я надеюсь, что ты не станешь устраивать мне таких сложностей и согласишься на всё добровольно. Для тебя это будет не особо хлопотный контракт на 32 года. Потом ты свободен.
Мне нужно было подумать, поэтому я съязвил:
- Какая-то паранойя подсказывает мне, что свободен я буду недолго. Какая-нибудь неправильность во мне, и вы, мастер Ведение, быстренько решите, что героическим трупом я буду смотреться лучше.
Она поморщилась:
- Давай сразу договоримся: ты зовёшь меня только "Палма" и только на "ты". В остальном... это ты зря. Единственное, что может быть неправильно в отце, это искусственность, неискренность. Всё остальное... они же и твоими дочерьми тоже будут. Часть из них унаследуют твои повадки, черты характера. Они будут считать их самыми правильными. Кроме того, в жизни любой неолетанки отец - это самая первая любовь, практически божественное создание, не подлежащее критике. Так что убивать тебя, да и вообще как-то вредить тебе через эти самые 30 лет, будет довольно накладно. Если твои дочери действительно смогут унаследовать мою силу без потерь, то полсотни молодых Суани - это, поверь мне, непростое препятствие для операции.
Она отставила пустую миску и аккуратно вытерла мне губы салфеткой:
- Я не требую от тебя давать согласия прямо сейчас. Подумай. Спроси, что неясно. Согласие в любой случае нужно произносить у алтаря Цуе, а для этого нужно хотя бы стоять на ногах.
Я опустился на подушках пониже. Сидеть быстро утомляло. Если мне так любезно дают время разработать план, то отказываться глупо. Суани, ещё раз улыбнувшись мне своей невозмутимо сахарной улыбкой, удалилась. Надо подумать. Так всё хорошо шло: я почти выигрывал ту войну, я убрал со сцены Суани, я вывел из военных действий девять армий... И тут такая глупая засада! Как меня угораздило в такое вляпаться?!
Полный желудок и отступившая опасность быть немедленно уничтоженным сильно расслабили меня. Тело вспомнило, что чувствует себя крайне побитым. Кстати, забыл спросить, кто и за что меня так. Глаза слипались. И, успокаивая себя, что пока я не смогу твёрдо стоять на ногах, казнь отменяется, я уснул.