После обеда Арвиаль с герцогиней прошел в кабинет, оставив графиню с чтецом. Герцог по привычке уселся в свое кресло, мать опустилась в соседнее кресло напротив. Глядя в ее напряженное лицо, герцог понимал, что разговор предстоит тяжелый, как бы подтверждая его мысли, герцогиня сказала:
— Как Вы объясните то, что девочка сбежала от Вас? Вы хоть осознаете, ЧТО Вы сделали? Я не вмешивалась в Вашу личную жизнь, считая это посягательством на самое сокровенное, старалась уберечь Изабелль от Софолии, уводя графиню из дома, что же произошло такого, что Ваша собственная невеста просто сбежала?
Арвиаль вздохнул, сжав пальцы, мать, как всегда, очень прозорлива:
— Я могу только подозревать, но не более того. После расследования я пришел к выводу, что вино со стимулятором подложила Белль, основанием посчитал ревность. Она приехала ко мне в сыск и потребовала сказать результат расследования, — дальше он не продолжил, зная, что мать и так поймет.
— Вы понимаете, что этим самым поставили крест на своей семейной жизни с этой женщиной? — ее голос был холоден, как никогда. — Вы опытный взрослый мужчина сделали такие ошибки, которые не всегда допускает зеленый безусый юнец: во-первых, оставили девушку в своей постели после первой ночи, она ведь не те девицы легкого поведения высокого рода, с которыми Вы водили шашни, Вы ее первый мужчина. Во-вторых, Вы собирались жениться вне зависимости от результатов расследования, так зачем же было их выкладывать юной девушке? — Герцог встал и подошел к окну, повернувшись к матери спиной, чуть сутулясь, горько ответил:
— Я все понимаю и осознаю глубину своей вины, только чем это мне сейчас поможет, мама? — он повернулся к ней, и сердце герцогини вздрогнуло — ее ребенок, глупый, напыщенный, заигравшийся во взрослого дядю, растеряно смотрел на нее в поисках помощи. Она встала, подойдя к сыну, обняла его, и он обнял ее за талию, опустил голову, уткнувшись в плечо. Рука матери потянулась к голове сына и погладила его по волосам — все такой же порывистый, холодный, как ветер ранней весны, в один из дней которой он был рожден, однако таящий в себе огонь, взрывающийся как вулкан, если в нем клокочут эмоции, но это ее сын, ее мальчик, ее первенец.
— Нет такой вины, Ален, которую нельзя простить, надо искать подход к Белль, просить прощения и, главное, доверять ей. Она иномирянка, а у них все строится на полном доверии, хочешь, чтобы она всегда оставалась с тобой, научись доверять ей. Я помогу тебе, — Арвиаль замер. Мать, которая презирала плебейское «ты», обращаясь даже к самым младшим в семье на «вы», обратилась к нему по-плебейски, это говорило о том, насколько ее действительно глубоко взволновало то, что происходило сейчас с ним. Он прошептал: