Впрочем, Ал и так по жизни вечный экспериментатор, только на сей раз это будет самый важный и сложный его проект, где на кону стоят целых две жизни. Если ошибётся, если сделает что-то не так… Нет, не думать об этом, не думать! Всё получится, не будет никаких побочных эффектов, никто не пострадает. Он справится!
Когда архимагистр после занятий позвал Альвинору в свой кабинет, у неё ёкнуло сердце. И предчувствия оправдались: сегодня наконец состоится то грандиозное событие, которого они оба так ждали.
— А без ритуала никак? — спросила она, будто ребёнок, который в последний момент испугался и боится шагнуть в воду.
— Никак. Мы обязаны знать, что с нами творится на самом деле. Я должен извлечь из вас свою кровь, свою тьму, — декан открыл портал в лабораторию. — И разорвать эту двустороннюю связь, которая может убить нас обоих.
Аль послушно проследовала в лабораторию и присела на подготовленный алтарь.
— Знаете, мне… — и всё, дальше не могла говорить, лишь нервно расстёгивала мантию, глядя в пол.
— Ну что же вы замолчали? — наставник подошёл совсем близко.
Она выдохнула и продолжила:
— Мне почему-то стало страшно, страшно перестать чувствовать то, что я чувствую сейчас. Наверное, я уже привыкла обманываться, но… Если буду смотреть на вас, а вы вдруг станете совсем чужим и далёким…
— Давайте верить в то, что этого не случится, — голос мужчины звучал успокаивающе.
— Я стараюсь…
— Будем стараться вместе, — его тёплая рука легла на её подрагивающие пальцы и слегка сжала. — Что бы ни было потом, знайте, что я всегда буду выделять вас среди других, пусть даже как талантливую ученицу, а не любимую женщину. Уж это, я уверен, останется неизменным.
И Аль постаралась расслабиться. Его уверенный голос, успокаивающий тон подействовали благотворно. Она сняла мантию, обувь и чулки, закатала рукава, легла на алтарь и прикрыла глаза, позволяя ладоням наставника скользить по обнажённой коже рук, ног и шеи, нанося какие-то символы. Прохлада его пальцев, смоченных очередным экспериментальным зельем (кажется, на этот раз оно имело бирюзовый окрас), сменилась неожиданным теплом. Знаки на теле стали нагреваться и вскоре уже горели огнём, да и вся Альвинора словно пылала изнутри.
Голос тёмного, бормотавший какие-то заклинания, звучал где-то на краю сознания, а её изнутри будто выжигали, вытравливали что-то, что давно уже обрело корни и собиралось поселиться навечно. Временами голос наставника прерывался чем-то вроде сдавленных стонов, и Аль поняла, что ему тоже больно, что он ощущает сейчас всё то же, что и она, мучается вместе с ней, но не прекращает ритуала.