— Пускают. Имена у них разные, муж мой, но яд одинаково болезнен для тела и духа моего…
— Царица?
— Вчера это была Галлия, а до этого Авсилианна, чьи волосы черны, как ночь, и ты прислал ей красные каменья поутру!
— Айола? — младшая дочь Короля почувствовала, как конь Горотеона набирает ход. — Царице не следует ревновать, в сердце твоём живёт ревность, и она пускает яд по крови твоей. Ты не наложница, чтобы хитрить, изворачиваться, лукавить и ревновать. Только рабыни и наложницы поступают так… Твоё положение и право на мужа и Царя выше наложницы.
— Уж лучше бы я была наложницей и проводила ночи с тобой, муж мой, чем в одиночестве своей опочивальни! Как Ирима, как все ваши Царицы мирились с этим? Я не могу справиться с обидой, Горотеон, пусть Главная Богиня покарает меня, если таков закон, но я не могу больше слышать все этим слухи, разговоры и сплетни! Я не могу… — она всхлипнула.
— Айола, я не могу пресечь слухи, этим живут наложницы и рабыни, сплетни — женский удел, они рождаются, подобно ветру, из ниоткуда, и так же внезапно заканчиваются, но никто не в силах им противостоять или остановить.
— Я знаю.
— Мне перестать призывать к себе наложниц, Айола? — он повернул заплаканное личико Царицы к себе. — Перестать?
— Тогда твоё войско решит, что ты слаб, а воинам нужен сильный Царь, Верховная Жрица говорила, да и ты, муж мой… В этом нет смысла, Горотеон, ты самый сильный муж, каких я встречала, я не видела людей выше тебя или статью сравнимых с тобой… отчего же именно наложницы так важны?
— Слабый духом муж живёт с одной женой, Царица.
— Похотливый простолюдин живёт со многими, и мой брат, когда опивается вином и проводит ночи со служанками, но это хотя бы не восхваляется!!!
— Так учили тебя?
— Так у нас принято, и я не могу по-другому, мой господин. Наверное, сердце моё изгрызено змеями, и яд проник в кровь, я лукавлю и ревную, как рабыня или наложница… меня ждёт наказание?
— Нет, Царица, никто не накажет тебя, и я не в силах гневаться на тебя, прошу лишь умерить свою ревность, от неё вода станет тебе отваром полыни, а сладкие яства — чёрствым хлебом, ты изведёшь сердце своё и моё, но никто не в силах изменить существующий порядок и обычаи Дальних Земель. Так повелось в давние времена и указано Главной Богиней. Никто, ни простолюдин, ни Царь, не может пренебрегать законом, особенно Царь. Ты сама это понимаешь, Айола, но устами твоими говорит обида и ревность… Подумай над этим, подумай.
Уже немолодой всадник ссадил на шёлк на ступенях дворца младшую дочь Короля, к которой тут же подбежали рабыни и оправили её платья. Айола не обернулась и не поклонилась своему Царю и господину, а, не глядя под ноги, молча ушла по дороге из шёлка, не видя долгий взгляд мужа своего, словно глаза его видели раненное животное, или он сам был добычей. Через мгновения лицо его изменилось, став каменным, подобно лику Главной Богини, и, подав знак всадникам, он двинулся впереди отряда. Люди, простолюдины и знать, расступались в поклонах и продолжали путь свой по делам, по которым спешили до этого.