— Войско Царя бесчисленно, может ли подвода рабынь одарить ласками столько мужей? — разрешил сомнения, читающиеся на лице Айолы, Берен. — Всегда воины сами находили себе женщин.
— Каааааааак? — выпалила Айола и потупила глаза, прикусив губы.
— Кхм… — Берен помолчал, как и остальные мужи, тишина, повисшая в зале, угнетала Айолу, она вспомнила рассказы Хели, Кьяны или Ианзэ о юных девах, чьи тела брали без желания их и уводили в рабство.
— Если подвода рабынь не может одарить ласками всё войско, для чего ты отправил рабынь, Оссагил? — продолжила говорить Айола. — Не для того ли, чтобы ласками своими и речами усладить тело и дух воинов, что сопровождали обоз? Не для того ли тобой было выдано вино из погребов? Мужи не в силах отказать себе в ласках и вине, на это ты рассчитывал, Оссагил? Ты вступил в сговор или сам являешься предводителем тех, кто разграбил обоз? Это преступление против Царя, Оссагил, и за это полагается смерть, и только от тебя зависит, насколько лёгкой она будет. Сегодня, когда солнце зайдёт за горизонт, я назначаю высший суд над тобой. Уведите его.
Страшные крики советника были слышны ещё долго, когда два стражника повели его в подземелье, где, по слухам, крысы бегали одна по одной, а мёртвых узников не уносили, а оставляли тут же — на поедание этим крысам. Смрад, холод были в подземелье, и комната, о которой Айола только слышала, но никогда глаза её не увидят этого, никогда нога Царицы не сможет переступить порог. Комната, где подвергают пыткам, и любой сознается в вине своей.
— Он виновен, Царица, — спокойно проговорил Берен. — Всё, что требуется — узнать, кто стоит за деяниями его, и куда дели оружие. Столько оружия в руках воинов из провинции за горами — не к добру…
Заходя в женскую половину, она увидела, как суетятся рабыни, и старая повитуха, чьё лицо было, словно мятый пергамент, ковыляет в сторону покоев Ианзэ.
— Ваша сестра производит на свет младенца, госпожа — проговорила рабыня, та самая, что утром разбудила её громким разговором.
— Я могу пройти? — младшая дочь Короля растерялась. Никогда мужчина не может присутствовать при родах младенца, всегда рядом кормилица, служанки и повитуха, но Ианзэ ещё плохо понимала наречие Дальних Земель, её же не понимали вовсе.
— Не следует тебе ходить туда, дитя, — проговорила старая повитуха. — Наследнику рано появляться на свет, увидев раньше времени роды, тело твоё может отторгнуть младенца… И хотя будет он жив, может быть слабым в младенчестве или даже остаться немощным на всю жизнь, не следует тебе вершить государственные дела, дитя… Дело женщины — рожать, а не судить.