— Да что у них там может не сладиться? — перебил Нисс товарища, видимо, решив, что тот сейчас чего наговорит. — Разве что у императора на глазах будут шоры, а на руках — рукавицы кольчужные.
Парни вокруг согласно закивали. А мой провожатый заговорщицки продолжил:
— Но если ты вдруг передумаешь занимать местный престол и принимать участие в продолжении монаршего рода, то милости просим к нам. По мирам бродить все ж интересней будет. Да и большинство парней в моем отряде уже выбрались из каменного века и обзавелись подобием манер, — он явно намекал на предыдущего говорившего, отчего многие заулыбались, — так что сдружитесь. Я за тебя перед Мариасом словечко замолвить готов. А пока — держи.
Нисс на миг приложил открытую ладонь к моему уху, оставившую после себя ощущение прикосновения металла. Затем хитро мне подмигнул и слегка подтолкнул в направлении центра площади. Сопровождавшие меня парни почтительно расступились, пропуская свою подзащитную. Мне ничего другого не оставалось, как присоединиться к стайке растерянных девиц, что с любопытством поглядывали на новоприбывшую.
Окромя меня здесь находились еще шесть девушек. Все они, похоже, были моими ровесницами, но на этом наше сходство заканчивалось. Цвет волос и кожи, рост и одежда — мы отличались решительно всем.
— Еще одна из горячих краев, — презрительно пробурчала брюнетка с раскосыми глазами.
— Ой, замерзнет ведь, — сокрушенно выдохнула хрупкая девчушка с пшенично-русой косой почти до колен.
Я прислушалась к себе. Да нет, не мерзну. Оглянулась: вокруг нас были расставлены кованые жаровни с тлеющими в них углями. Они давали достаточно тепла, а стены окружающих домов надежно защищали от ветра, так что я даже не смогла бы точно сказать, какая погода царит в этом мире.
В том, что это чужой мир, — я не сомневалась. Все окружающее никак ни походило на мою солнечную Илладу, от которой мы отошли всего-то на несколько миль по темному коридору. Но вот таких бурых и красноватых камней, коими была вымощена вся площадь, там точно не водилось. К тому же, впервые мой нос не щекотал солоноватый запах моря. От этого стало так тоскливо и одиноко, что хоть плачь.
Долго придаваться печальным думам мне не дали. В нашу сторону, шаркая и тяжело опираясь на резную палицу, сунулся ворох мехов. Кажется, я свою Агафью старушкой называла… Больше не буду. Подошедшая женщина годилась моей кормилице в прародительницы. Сморщенная как перезрелый финик, она созерцала нас — притихших девушек — бельмастыми глазами поверх длинного крючковатого носа.