— Попробовать не хочешь? — мягко спросила я. — До полуночи еще время есть, а потом поздно будет.
Девушка сорвалась с места и вылетела из комнаты. Спустя мгновение рыжая голова снова сунулась в дверной проем и поинтересовалась:
— Мне дорогу кто-нибудь покажет, или как?
— Я проведу, — просипел Гэб, а затем обернулся к подопечной, — а ты здесь оставайся, нечего тебе делать на ярусе для прислуги. И чтобы без меня — ни ногой, поняла?
Сказал вроде бы грозно, но при том ее руки коснулся так нежно, словно просил. Вильма немного зарделась и кивнула. Мы остались с советничьей дочкой вдвоем, и обеим сразу сделалось неуютно. Надо было бы развлечь гостью, но о чем мне с ней беседовать? Вильгельмина покачалась с носков на пятки, вглядываясь в темноту за окном, а я лихорадочно подыскивала тему для разговора. Не говорить же, что мне давеча ее мачехой побывать предлагали?
— Так у вас с Гэбом… — я многозначительно замолчала.
Раз пришли ко мне почти что среди ночи, то хоть любопытство свое удовлетворю.
— Так заметно? — удивилась Вильма, пряча смущенную улыбку.
— В общем-то, очень, — кивнула я. — И поразительно — вы ведь совсем разные.
— Не такие уж… — начала было леди, но, вздохнув, сдалась: — Да, разные, но это к лучшему.
Она поглядела на меня недоверчиво. Небось, прикидывала, стоил ли вообще мне что-то говорить. Но, видимо, рассказать не терпелось, а больше — некому.
— Знаешь, он так смотрит на меня — для него я уже королева! — с придыханием поделилась сокровенным моя гостья. — Ему не важны ни имя, ни манеры, ни чужое мнение. Гэб никогда не осуждает и ничего не требует, зато стремится быть рядом и меняться ради меня… Понимаешь?
Настал мой черед тяжко вздыхать. Я не только понимала, но еще (стыдно признаться) страстно завидовала. Ко мне-то у каждого ухажера имелся целый список требований. Тем не менее, пришлось вернуть влюбленную девушку с небес на устланный коврами пол:
— Ты думаешь, твой отец допустит подобный мезальянс? — к месту вспомнилось словечко лорда-заговорщика, кое он использовал по отношению к иномирянкам.
Вильма передернулась, точно получила пощечину, и пылко заговорила:
— Он должен смириться! — очевидно, она не раз обдумывала свою дальнейшую судьбу. — Завтра эти унизительные смотрины закончатся, а, значит, папе придется признать поражение.
— Не смирится и не признает, — отрезвила я замечтавшуюся собеседницу.
Вильгельмине посмотрела на меня удивленно и ждала разъяснений. Но прежде чем делиться с вражеской дочуркой своими подозрениями, мне следовало кое-что выяснить:
— Что привело тебя к спальням девушек в день, когда мы встретились? — полюбопытствовала я.