Вот что не ясно? «Отправь на дно!» В сердцах я даже ножной топнула по деревянному настилу, но баржа осталась, где была, цела и невредима. Лишь шаловливая волна перекинулась через край мостика и щедро залила мои сапожки, мол, не топай больше. Море надо мной откровенно глумилось. И, похоже, не оно одно. За спиной послышался странный хрип. Надо будет намекнуть его величеству, что не умеет он за кашлем смех маскировать.
Не хватало еще посрамиться перед императорскими приближенными! Благо, все они оставались на берегу, кутаясь в меховые накидки, и навряд ли могли заметить мои бесплодные потуги. Но ожидание на холодном побережье добродушия им не добавляло, потому я торопливо силилась придумать новый план выступления. Помнится, Видана обмолвилась, что Стихия не жалует тех, кто пытается ею повелевать. А ведь так и есть: никогда я у водицы ничего силой не требовала, лишь просила да подначивала. Вдохновившись догадкой, сменила тон своих увещеваний.
«Почто тебе удерживать корыто гнилое? — вопрошала лукаво. — Не тяжело качать такую ношу? Небось, свербит и волны режет? Так, может, ну его!.. На корме ракушки поселим, а в трюм рыбок и крабиков малых запустим, а?»
Внимая мне, море приподняло и опустило баржу на волне, точно на руке взвешивало. Я не услышала, а скорее ощутила, как оно тотчас рассердилось на бесполезную обузу. Раз качнуло, затем снова и снова с удвоенной силой. А ржавая посудина знай себе держится. Надо бы скорее с ней совладать, покуда мы не околели.
«Давай подсоблю!» — предложила заискивающе.
Вздыбилась высокая волна и обрушилась вся на длинную палубу. «Правей берем и посередке ударим.» Где у судна середина, Стихия понимать не могла и, видать, оттого позволила мне новой атакой руководить. Поднялась вода столбом и ухнула вниз, тотчас преломив палубу пополам. Хрупанье и холодящий сердце скрежет заглушили свист ветра. Поднялись над пучиной нос и корма, но затем стали грузно опускаться ко дну, больше не держась друг за друга. Воодушевленное победой море резвилось, аки звериный детеныш. Нападало с разных сторон, крошило трухлые доски, стремясь ускорить неизбежное потопление поверженного противника.
Я разжала онемевшие пальцы, словно отпустила невидимые вожжи, и украдкой вздохнула облегченно. Покосилась на императора. Тот во все глаза смотрел на горизонт и даже дышать забыл. Точно впервые ярмарочного кудесника увидел! Настал мой черед над ним посмеиваться. Но вмиг Рин переменился в лице, брови сползлись к переносице, а черные очи уперлись в меня.
— Что происходит? — встревожено спросил он.