— Это можно исправить, — легко произносит он и притягивает меня к себе сильнее, вжимая мое тело в каменный стояк. — Я пиздец, как соскучился по тебе. Ты не забыла, что секс у нас был всего один раз? И тот спустя немалого времени держания меня на сухом пайке.
Я смущаюсь еще больше, потому что все действительно так и есть. У нас с Давидом был секс непосредственно до родов, а до этого никто не решался сделать первый шаг. И теперь мы оба полны желания, но нас сковывает невозможность удовлетворить друг друга.
Не дожидаясь моего ответа, Давид перехватывает мою ладонь и тянет ее к своему паху, толкаясь сильнее.
— Чувствуешь? — произносит он. — Я охереть, как хочу тебя, Мила.
Он не сдерживается и целует мои губы настойчивее, проникает глубже языком и уводит поцелуй к шее, спускаясь к плечам.
— Давид, — пытаюсь его остановить, но он напористо идет дальше, заводит руки под мою майку и проводит ими по спине.
— Я знаю другой способ удовлетворения нас обеих, — шепчет мне на ухо. — Поверь мне, тебе понравится.
Я задыхаюсь от его слов и от желания, которое вдруг заполняет меня. Послеродового кровотечения у меня уже, слава богу, нет, поэтому мне ничего не остается, кроме как сдаться. Завожу руки за его спину и смыкаю их у него на шее, притягивая мужчину к себе ближе.
Он стаскивает с меня футболку, а я дрожащими руками расстегиваю его рубашку. Пуговицы поддаются не сразу и последние я просто отрываю с мясом. Ладони Давида тянутся по спине к бюстгальтеру, когда я слышу громкий хлопок дверью в коридоре. Вернулась Мариша и, судя по всему, она не в лучшем расположении духа. Желание пропадает сразу, едва мне стоит представить ее расстоенной, или того хуже, плачущей.
Давид понимает мое состояние и отступает, обнимает за плечи, чтобы успокоиться и после отходит, поднимая свою рубашку.
— Я поговорю с Глебом, Мил, мне кажется, он имеет к ее состоянию непосредственное отношение. Или же что-то знает. Мне самому не нравится все, что происходит. Мила и моя дочь тоже. Ты попробуешь с ней поговорить?
Киваю и натягиваю широкую желтую майку обратно.
— Попробую. Может быть однажды она созреет для серьезного разговора.
— Я думаю, у них с Глебом что-то…
Давид замолкает и не договаривает, хотя я и сама думала об этом. Я киваю, давая понять, что солидарна с ним. Правда, что делать в этом случае, я совершенно не знаю.
— Я поговорю с ним. Если это так, переведу его учиться за границу, — Давид пожимает плечами. — Скандалов в семье нам сейчас не нужно.
— Ты думаешь, это правильно? — со страхом спрашиваю, боясь испортить жизнь своей единственной дочери. — Вдруг они по-настоящему любят друг друга?