— Давай подумаем об этом потом, — предлагает Давид. — Я понятия не имею, что происходит, но уверен, что мы все решим. Ну какая любовь в восемнадцать и двадцать, Мил? — он усмехается. — Это сейчас им кажется, что у них все серьезно, а пройдет несколько лет и все изменится.
Я только киваю, потому что вспоминаю себя в восемнадцать. Я была взбалмошной и часто влюбчивой девчонкой, правда, не помню, чтобы когда-то расставание с парнем расстраивало меня больше, чем на несколько дней. Обычно мне было все равно, а Маришка. Вдруг она другая и ее чувство настоящее. И Глеб. Он ведь уже взрослый парень, разве нет?
— Мы не можем позволить им быть вместе, — решительно произносит Давид. — Они наиграются, а мы снова будем отмываться от скандала.
Я с ним согласна, но чувство, что я что-то делаю не так, все равно не покидает меня.
Набравшись смелости, все таки захожу к Маришке. Стучу в дверь и, не дождавшись разрешения, нажимаю ручку. Дверь поддается, и я попадаю в комнату. Маришка лежит на кровати, уткнувшись носом в подушку. Ее плечи подрагивают, а светлые волосы разметались по подушке, скрывая лицо. Не трудно догадаться, что она плачет, и это разрывает мне сердце.
Медленно ступаю ближе и, усевшись рядом с ней, кладу руку дочери на плечо.
— Мариш…
Она дергается, будто испугалась, но после ее плечи поникают и раздаются всхлипы. Кажется, она начинает плакать сильнее.
— Мне так плохо, мам, — вдруг произносит она. — Так плохо.
Она поднимается, и я замечаю ее заплаканное лицо: в голубых глазах застоялись слезы, тушь размазана по щекам, а нос покраснел. Понимаю, что плачет она уже немало и хочу спросить, что случилось, но дочка не дает такой возможности. Она лишь приближается ко мне и обнимает меня за плечи, притягивая ближе.
Она дрожит в моих руках, а я крепко прижимаю ее к себе и стараюсь даже не дышать. Спрашивать сейчас, наверное, не стоит, но я все равно задаю вопрос:
— Расскажешь?
Она лишь всхлипывает и мотает головой, давая понять, что ничего рассказывать не хочет. Я пытаюсь понять ее отказ, но это дается мне сложно. Я хочу, чтобы моя дочь, как и прежде, делилась со мной всем. Ведь раньше было так. Почему же сейчас все изменилось?
— Я не знаю, что делать, — вдруг произносит Маришка. — Не знаю, мама…
— Расскажи мне, я постараюсь тебе помочь.
Дочка вздыхает и нехотя отрывается от меня, вытирает мокрые от слез щеки и произносит.
— Глеб. Я… мы с ним… мы встречались, пока вы не были вместе, — произносит она. — Потом думали, что все будет несерьезно и вы разведетесь, но вы вместе и… я не могу.