Я не могу не отпустить ее. Хочу, но не могу, потому что понимаю ее состояние. А еще знаю, что Маришка, все же, не видела то интервью. Я с ужасом думаю, какой разбитой и расстроенной она будет, когда узнает, но и запретить ей ехать не могу. Она все равно уйдет, с моим или без моего разрешения, поэтому я только говорю:
— Хорошо. Дашь мне пару минут я выйду тебя проводить?
— Д-д-д-а-а-а, — дочь явно растеряна и не ожидала подобного с моей стороны.
Точно же думала, что я запрещу ей ехать с отцом, скажу, чтобы оставалась дома. Когда Маришка выходит, я начинаю одеваться. Набрасываю штаны и кофту, сверху халат.
— Ты отпустишь ее? — спрашивает Давид.
— Я все равно не смогу удержать ее, — пожимаю плечами. — Ей сложно здесь, а уйти куда-то, кроме отца, она не может. И я понимаю ее.
— Я поговорю с Глебом, — снова обещает Давид, но я лишь мотаю головой.
— Он ни в чем не виноват, — уверенно говорю мужу. — У них сложности в отношениях и невозможность быть вместе. Что бы ты ему не сказал, это ничего не даст. Расстояние, пожалуй, лучшее, что может быть для них.
— Может, Маришке пожить в вашем прежнем доме?
— Оставить ее одну? — я усмехаюсь. — Лучше уж с отцом. Он, конечно, не идеальный, но она будет под присмотром.
— Да, ты права, — соглашается Давид. — Но я выйду с тобой.
Мы вместе выходим, чтобы проводить Маришку. Краем глаза я замечаю какое-то движение с другой стороны коридора и понимаю, что это Глеб. Несмотря на его желание казаться взрослым и показать, что ему нет никакого дела до моей дочери, я уверена, что это не так. Он, может и не испытывает таких же сильных чувств к ней, но тоже страдает. И то, что рассказала Маришка, явно свидетельствует об этом. Просто дочка еще не знает этого.
— Мам, ты не обижаешься? — спрашивает Маришка, искренне глядя мне в глаза.
Я же, даже если бы и хотела, не смогла бы на нее обидеться. Она девочка взрослая, может сама принимать решения. Любые мои запреты могут восприниматься в штыки, поэтому я лишь киваю и произношу:
— Нет, малыш, не обижаюсь. Мы же будем видеться?
Знаю, что будем, потому что дочь уходит не от меня, а бежит от своей невозможной любви, но почему-то спрашиваю. Одна мысль о том, что мы можем не увидеться, заставляет меня нервно обнять себя за плечи.
— Конечно, — на ее глазах появляются слезы и она рвется ко мне, чтобы обнять.
На крыльце стоит ее отец, которого, впрочем, я хочу видеть в последнюю очередь. Он с нетерпением меняет позы и даже зовет дочку, но она даже не оборачивается.