— Верю. — тебе я верю всегда.
Несколько часов и моя жизнь сокращается до слов Веры:
— Тужься.
— Вниз, Злата, не в голову.
— Ещё раз.
Если я сломаю Диме руку, которую уже не отпускаю наверное целую вечность, то я не виновата. Дикая боль. Как можно тужиться по направлению источника боли?! Мазохизм какой-то.
Потрошитель уверенно окутывает меня коконом сосредоточенности; когда Вера не насилует меня коронными «тужься», шепчет мне что-то, успокаивает.
Не знаю, что было бы, если бы он со мной не пошёл. Даже если забыть о физической боли, то это очень тяжело морально.
— Ещё! Сильнее! Злата, вниз! — казалось, прошла очередная вечность, прежде, чем я услышала детский плач.
— Гордеевы, мальчик! — радостно-сосредоточенно воскликнула Вера, не отрываясь от работы: на данный момент от меня.
На грани сознания продолжаю выполнять команды Веры: вероятно, это никогда не закончится. Надеюсь, рука Потрошителя, за которую я вцепилась как в единственный оплот в этом мире, все ещё со своим хозяином, и я её не оторвала в этих агониях.
Новый детский крик и довольное:
— Гордеевы, девочка! — а затем специально для меня:
— Злата, моя хорошая, тужимся ещё раз. — Боже, хоть бы это была плацента, а не неожиданный третий ребёнок! Я больше не выдержу.
Финальный рывок, и я просто откидываюсь на подголовник. Ощущения непередаваемые. Боль нереальная. Это просто жесть!
— Дим, — из последних сил хриплю я.
— Да, моя маленькая. — гладит меня по голове. — Все хорошо. Уже все позади.
— Малыши, с ними все в порядке? — пытаюсь разглядеть Диму полностью расфокусированность глазами.
— Т-ш-ш, все хорошо. И у них, и у тебя. — улыбнулся.
— Дмитрий Александрович, держите, это ваш сын. Два килограмма семьсот граммов, 48 сантиметров, 8 баллов по шкале Апгар. — раздалось над головой. — А это ваша дочь, два шестьсот, 47 сантиметров и 7 баллов по Апгар.
Абсолютно похер на безумную измотанность и боль по всему телу: открываю глаза и вижу самую лучшую картину в своей жизни — мой муж держит наших детей.
— Дай мне. — произношу, не обращая внимания на затуманенные влагой глаза. Дима поднимает на меня взгляд, и я впервые вижу его слезы. С невероятным трепетом кладёт детей мне на грудь и наклоняется рядом.
— Моя родная, моя девочка, — шепчет срывающимся шепотом, — спасибо. Это лучший подарок в моей жизни. Ты и наши дети. — прижался ко мне лбом. — Я так вас люблю.
— Сын и дочка, представляешь? — не веря собственным словам, улыбнулся.
— Я так счастлива. — не прекращая реветь, пробормотала. — Столько времени, боже… — всхлипнула, — я не представляла, что это будет… так… так невероятно. — легонько, будто к пушинкам, прижалась к малышам. — Как же сильно я люблю вас. — посмотрела на Гордеева, ощущая, что мое сердце сейчас просто взорвется от переизбытка ощущений. — Дим, — решив, что сейчас лучшее время для этого, предложила, — давай назовём его Тимуром?