На следующий день я уехала в свой родной город, чтоб встретить Новый Год с бабушкой.
И уже в поезде прочитала все его вчерашние сообщения. И часть утренних. И краснела так, что соседка по купе забеспокоилась, что у меня жар. И всю дорогу смотрела на меня неодобрительно, ворча под нос, что только заразиться не хватало перед праздниками.
"Ты где? Выходи, покатаемся"
"Не могу, я еду к бабушке"
"Куда это, Красная Шапочка? Без Серого Волка?"
"В Нижний Новгород"
Молчание. Тяжелое. Очень тяжелое. Я прямо ощутила его. А потом звонок.
— Ты где сейчас?
Голос тихий и спокойный. Страшный такой. Аж мороз по коже.
— В поезде.
И с чего это я таким тоном? Словно оправдываться начала? Не слишком ли возомнил о себе? Но, как оказалось, вообще не слишком.
— И когда приедешь?
— Завтра.
— Адрес бабушки мне скинь.
— Зачем?
— Заучка… — пауза, такая, словно сдерживает себя, чтоб не сорваться и не заорать, — я ведь узнаю все равно.
— Ну и узнавай!
И трубку положила.
Вот так вот! Обнаглел! Нет, нельзя было ему позволять себя целовать! Нельзя было давать волю.
Я потянулась, чтоб удалить все его возмутительные вчерашние смс, но в последний момент передумала.
Если он после всего этого не захочет со мной общаться, то хоть память останется. Зачем она мне, эта память? Непонятно.
Алиев встречал меня возле подъезда.
Дома моей бабушки.
В Нижнем Новгороде.
Я глазам не поверила, вот честно! Остановилась, поморгала. Еще поморгала.
Нет, не исчезло видение.
Аслан стоял возле шикарной машины, конечно же черного цвета и опознаваемой даже мною, полным профаном в автопроме, марки, и выглядел совершенно убийственно и совершенно неправильно в бедном дворе, затерявшемся между двумя пятиэтажными хрущевками.
Он отлепился от машины и пошел ко мне. Медленно. И неотвратимо. По крайней мере мне, застывшей в нелепой позе застигнутого лучом фонаря мышонка, так показалось.
Подошел, и тут же, не стесняясь посторонних, подхватил под попу на руки, поближе к своему лицу. И поцеловал. Хоть и жадно, как всегда, но нежно-нежно.
И все мои возмущения его свинским поработительным поведением так и остались невысказанными.
Ну, во-первых, сложно что-то сказать, когда тебя целуют, а во-вторых, сложно что-то сказать, когда тебя ТАК целуют.
Короче говоря, растаяла я в его руках, как шоколадка на солнце, которой только обертка мешает растечься.
— Почему не сказала? Я бы отвез. — Пробормотал он мне в шею, по-прежнему не отпуская, жадно вдыхая запах кожи, заставляя опять дрожать и терять голову, но я не могла этого сделать. Прямо сейчас. Я после поезда, пахну, наверняка, так себе, и вообще… Все соседи смотрят, стыдно…