Мама не соглашалась. Отчим применял хитрость, действовал через меня. Мама выбрасывала его подарки, выставляла игрушки в подъезд, на радость соседям.
Я не возражал. Мама говорила, что я — ее единственный мужчина, ее защитник. И других не надо. Я это знал. И принимал, как должное. Кто глава семьи? Конечно, я. Кто маму защитит? Понятное дело, кто.
Отчим не успокаивался. Ездил к нам, как на работу, хватал маму за руки, упрашивал. Я не удивлялся. Повело мужика, окосел. Мама — она такая. Даже в простеньком пальтишке и стоптанных туфлях — королева.
Вот только грустная все время. И плачет по ночам. И фото отца под подушкой.
Я тоже переживал. Но я же не знал его, не помнил. Улыбался с фотографий высоченный красивый мужик, черноволосый, смуглый, носатый. И я у него на руках. Маленький, в смешном чепчике.
Я не помнил. А мама помнила. И мучилась. А я не хотел, чтоб мучилась.
Отчим, на самом деле, неплохой мужик. И тогда был, да и сейчас, несмотря на загоны возрастные.
Когда он стал бывать у нас дома, я не буянил. И маму не ревновал. Потому что она начала улыбаться. Смотрела на меня тревожно и виновато, но глаза больше не были грустными. Мы поговорили, и я попытался объяснить, насколько мог в свои девять лет, что все равно ее люблю. Сопли, да? Но мы тогда плакали с ней, и уснули, обнявшись.
А через год я встречал маму из роддома и критически разглядывал пищащий розовый кулек. Еще одна женщина в моей жизни, блин.
Сейчас, когда сестра с радостным писком кидается мне на шею прямо от дверей родительской квартиры, я даже и не верю, что она была когда-то маленьким пищащим бревнышком в глазами. Такая вымахала красотка. Только и успевай женихов отгонять. Но я успеваю. И охреневаю от того, какие они сейчас ранние.
Мама смеется, говорит, что я очень похож на отца. И странно, что я еще не влюбился по уши так же, как и он.
Я улыбаюсь, целую ее в светлую макушку. Она не знает, насколько я на него похож. И в этом тоже.
Сейчас вообще сложно сказать, когда я впервые осознал весь наступивший в моей жизни пиздец.
Вроде вот оно, все было путем. Отчим — мировой мужик, на самом деле, никогда ни в чем не отказывал, сыном считал. Поэтому тусня, машины, квартира на восемнадцать лет, телки косяками, само собой. Все нормально, все в порядке, как и у любого небедного парня. Ну да, сам не заработал, ну да, родители. И чего? Отказываться? И бедным, но гордым ездить на метро? А не пошли бы вы нахер? Сами-то отказались бы?
Я не отказывался. И, в принципе, был готов к тому, что по окончании института отчим местечно у себя подыщет. А чего нет? Я ж не дурак, понимаю, что к чему.