Из окон тянуло холодом, белые струйки расползались по полу, постепенно вытесняли из комнаты жилой дух.
Юрка Соболь, скрестив руки под телогрейкой, грел зад у холодной печи. Слушал, как неистощимый Шаркун, лежа на постели, исполнял новую песню с туманно-загадочным смыслом:
В бананово-лимонном Сингапуре в бурю,
когда ревет и стонет океан...
Далекие странствия, неизведанная любовь, тоска по обыкновенному теплу - все это было в песенке. Романтика, однако, не ослабляла воли к протесту относительно суровой реальности.
Верный друг Соболя - Евдокимыч - прохаживался вдоль коек.
- Проклятье. Никакой, понимаешь, радости.
Тощий, длинный, двужильный Стась и тот, кажется, начал сдавать. Греко-римский хрящеватый нос его прошел все стадии посинения и был оловянного цвета. Угреть сухолядого человека короткой, явно не по росту, шинелишкой - дело сложное. Двужильный Стась скулил из последних сил:
- Мыльный, друг мой, сними шапку! Невежа!
- Тебе больше всех надо - и ходи с синим носом, - огрызнулся Мыльный.
Федька Березин - староста, сам себя определивший на эту почетную должность, - стоял напротив Соболя, уставившись невидящими глазами в одну точку. Затуманилась голова самозванного старосты. Думу думал.
Самозванцем-то его зовут за глаза. В глаза - нет, в глаза - солидно: Федькой. Осенью он помогал мастеру Гамаюнову комплектовать группу и на всякий случай к носу новичков подносил кулак. «Во штука, видел? Я тут старостой буду, а проголосуешь против - познакомишься ближе».
За него проголосовали все. Он еще и благодарил за доверие.
- Э, дьявола! Баланду травить и мерзнуть будем, да? - Самозванец обвел группу горящим взглядом.
- Чего, Федька, заборы, что ли, ломать?
- А уголь на путях имеется? В вагонах, в пульманах?
Притихла Девятнадцатая группа, соображала. Колька Шаркун пел себе вполголоса, не мешал соображать:
...и тонет в ослепительной лазури печальный караван...
- А что? Пульманы с верхом нагружены, так и так растрясется дорогой.
Это Мыльный подкинул. Девятнадцатая вовсю переваривала. Тимка Руль протянул неуверенно:
- Там стрелки, ребята, охрана. Ну, и вообще...
Только подлил масла в огонь.
- Сказал! На эту боевую операцию нам тебя близко не надо.
Федька Самозванец обводил группу искрометными зелеными глазами. Перспективы рисовались радужные. Не обошлось без сомнений и колебаний, но за Федькиной спиной было не шибко тревожно. Соображали толчками, взбалмошными озарениями. Одеться, прихватить из незакрытого Фокиного сарая сани с плетеным коробом - дело нехитрое. Сказано - сделано.